— Слышу.
— Тогда сюда гляди, неча по кустам шарить. Вот так, вижу, — уже ласковей сказал Савелий Кузьмич. — И сели они играть. Бурлачок шашку за шашкой отдает, купца радует, товарищев в сумление водит. Уже и в «дамки» купца пустил. А потом… шасть! — и все, почитай, купцовы шашки с доски смахнул! Да еще и в нужничек запер! Купец в испарину, а бурлачки товаришка качать да купцов товар для него метить. Сыграли еще — опять такожде. Купца, того гляди, кондрашка хватит, на метины в товаре своем зверем глядит, отыграться пуще прежнего желает, а не могет. Уже и весь товар в метинах, потому как бурлачок на все ставит. Баржу заложил, кошель с золотом — проигрался! И такая тоска купца взяла и по себе жалость, что волком взвыл, в ноги бурлачку кинулся: «Пощади, смилуйся, за шутку сочти, век за тебя бога молить буду! Все одно не впрок тебе товар мой, потому как не купецкая у тебя жила. Портки сыму, прыгать стану, всего тебя до дерьма вылижу!..» А бурлачок по палубе ходит и купца быдто забыл: ящики с соболями, куницами, тюки с парчой да шелками щупает, рукой этак поглаживает, ровно детишек малых. «Чего тебе?» — спрашивает. Быдто и не слыхал, о чем его купец просит. А тот вовсе: ноги бурлачку лижет, богом клянет: «Отпусти душу!» Взъярился бурлачок: «Себя кляни, орет, бесстыжая твоя морда! А бога не трожь! Ступай лямку тяни, а не то слезай с чужой баржи, не займай место!» И что, думаешь? Кинулся купец в реку! Покуда вытащили, в чувствие приводили и — концы отдал. Бурлачки в страх пришли: что как на убивство подумают? А новый хозяин баржи, товаришок ихний, сумрачный такой сделался и говорит: «Ну, чего затряслись, заячьи вы душонки! Таперича кабы и сам убил — откупился б. А тут все видели: добровольно утоп купец. Давайте-ка лучше баржу тягать, а то время упустим — товар в цене падет». Бурлачки с таких слов диву далися, товаришка свово не могут узнать: злей утопшего на их глядит и весь ажно красный сделался. Повели баржу. А тот пуще орет: «Опоздаем — вполовину разочту! На мель посадите — ни копья не дам, еще и за урон взыщу, с гадов!» И сам не спит, товар караулит, ящикам да кулям счет ведет.
Русский человек дюже снослив. Терпенью его зверь завидует. А уж невтерпеж когда — сам того зверя злее. И нет ему тогда ни бога, ни черта, ни другой какой силушки удержать. Так-то. Помолились бурлачки господу богу, поднялись на баржу, связали воедино обоих хозяев своих, живого и мертвого, в трюм на мешки бросили. А после вывели на глубь баржу — и все эту жадность, с богатством ее — на дно! Вот тебе и вся притча. Понял ли?
