За правое дело | страница 68



— Понял, тять.

— Ну и ладно. А теперь спать.

…На рассвете Савелий Кузьмич едва растолкал сына.

— Вставай, зорьку упустим!

Небо уже румянилось на востоке, и его нежный вишневый сок разливался по речной глади. Теплая волжская ночь нехотя уходила в горы, уступая свои права погожему утру.

Первый заметил несчастье Денис. Оставленные отцом на ночь в лодке съестные припасы плавали в воде и раскисли. А вместе с ними пропали и черви. Савелий Кузьмич долго и сокрушенно глядел в лодку на размокшие куски хлеба, газетные кульки с пшеном, солью, перцем, расползшихся по дну дохлых червей, сказал с горечью:

— Ума не приложу, с чего бы ей, проклятой, потечь? Ладно, черпай живей, опосля гадать будем!

Через полчаса они тихо, чтобы не спугнуть рыбу, уже подплывали к заводи, и Савелий Кузьмич обнадеживающе шепнул Денису:

— Ништо, на червя мы вдругорядь окуней словим. Вот сейчас сетку вытянем, может, и поболе чего возьмем.

Найдя на тряпице коряжину, Савелий Кузьмич, как и в прошлый раз, усадил Дениса за весла и, отвязав конец сети, с вожделением стал втягивать ее в лодку, подсчитывая застрявшую в ячеи окуневую и прочую мелочь. И вдруг почувствовал сильный рывок, вскрикнул от радости.

— Есть, каналья! Сильна рыбина, а мы ее сильней! — И быстро заработал руками, прикрикнул на зазевавшегося Дениса: — Чего спишь, греби шибче, раззява!

Но по мере того как все больше вытягивалась из воды сеть, вытягивалось и тускнело лицо родителя: ни рывков, ни тяжести добычи не ощущалось. И обмер: рыбина, оставив огромную дыру в спутанной сетке, ушла, даже не вильнув ему хвостом на прощание. Савелий Кузьмич, убитый случившимся, еще ближе подтянул к себе порушенное рыбиной место, развел руками дыру — и даже застонал с горя:

— Это как же такое, а? Это кого же я тебе привезу, Степушка?..

6

Было раннее утро, когда они с веслами, баграми и сетью, с уловом, разместившимся в двух карманах отцовской брезентовой куртки, уже подходили к дому, как вдруг Савелий Кузьмич, первым заметивший толпившихся у барака людей, придержал сына, робко спросил:

— Чегой-то никак опять бабы возле нас трутся, а?

Однако на этот раз никто из толпившихся у крыльца не кричал, не размахивал с угрозой руками, никто даже не обратил внимания на осторожно приблизившихся к ним Лугановых и только молча посторонились, давая подойти ближе к стене барака, на которой крупными печатными буквами взывали два грозных предупреждения:

«Товарищи!

В нашем городе появилась холера. Эта опасная болезнь уже унесла десятки жизней, а сотни людей помещены в больницы на излечение.