Марфа опять долго терла глаза, охала, сморкалась в подол.
— А назавтра и эти пришли. Так и так, сказывают, собирайте свои буржуйские манатки — и шасть! Съезжай, значит. А куда? Я им, иродам, и про вещи, и про дите малое толкую — куды мне их деть-то? — а они свое. Дали мне день сроку… Ох, и побегала я, квартиру искавши. В городе не берут, еще и нас с вами, буржуйскими, говорят, из дому выпрут. Вот и нашла добрых людей, пустили. Сколь вещей пропало, покрали сколь! Натерпелась всего голубка моя, слез выплакала, а за одним и я с ею. Только ты, голубчик мой, Верочке-то ни-ни. Она, ласточка, все весточку от матери ждет, слова про мать не даст молвить. Вот помру — сердце у меня чегой-то заходить стало — кому Верочку приспособить? Которых поразогнали, которые сами утекли. Я да ты — одна Верочке помощь. Слабая — а все помощь.
Уже смеркалось, когда домой вернулись хозяева. А следом пришла и Верочка.
— Боже!.. Денис! Так вас… Ведь я сама слышала, как стреляли… Как это с моей стороны было глупо, гадко!.. Но вы простили меня? Простили и пришли, правда? Как вам удалось разыскать нас?.. Садитесь и рассказывайте мне все по порядку!
Все, что еще минуту назад копилось в душе Дениса — волнение и беспокойство за предстоящую встречу, — улеглось разом. Перед ним была та же Верочка, веселая, неунывающая болтушка. Правда, за пять месяцев, как они не видались, она очень выросла, почти догнала Дениса, стала еще стройнее, изящнее — почти барышня. Куда девались веселые косички, короткие темные волосы открывали ее тонкую длинную шею. Синие глаза потемнели, стали еще больше, глубже, а маленький, чуть вздернутый на конце носик вытянулся в нормальный, даже красивый нос, совсем как у матери.
Марфа уже сходила в чулан и, поставив на стол сливочное масло, кусок холодной курицы, сахар, налила Верочке кофе. Денис, привыкший и сам уступать лакомства младшим, смотрел на эти приготовления равнодушно. Зато возмутилась Верочка:
— А Денису?
— Ел твой Дениска, ел, золотце.
— Неправда! Или ему тоже, как тебе, вредно мясо для сердца, а масло способствует ожирению? Денис, давайте разделим курицу.
— Нет, я сытый.
— Сговорились! — даже пришлепнула по столу Верочка. И сама разделила кусок. — Это ваше. Извольте съесть!
— И почему так, — снова заговорила Верочка после некоторого молчания, — ведь вашего отца не сажали в тюрьму и не выселяли из собственного дома, когда он шел против царя и моего папы. А что сделали с нами?..
