Но вдруг он ахнул и опустил левую руку. На рукаве гимнастерки ниже локтя расползалось пятно крови. Семен скрипнул зубами и, плотно прижав руку к груди, свирепо крикнул дезертирам:
— Вы что тут притулились, чертово отродье!.. А ну, подымись, сволота!
— Товарищ!.. Товарищ!.. — обратился один из них к подошедшему Паршину. — Как же мы?.. Кабы у нас винтовки…
— А почему у вас их нет?! Где вы были раньше? — едва сдерживая гнев, сурово спросил Паршин и вдруг, вспыхнув, крикнул: — Добыть винтовки самим вон там! — показал он в сторону казаков. — Товарищ Блинов! — обратился он к Зиновею. — Возьми десяток бойцов и установи на станции пулемет. Казаков там немного. Мы их отобьем и закрепимся.
Семен правой рукой, помогая плечом и грудью, продолжал заряжать винтовку и, прежде чем выстрелить, старательно целился.
Казаки нажимали вновь. Сопротивление красноармейцев слабело с каждым часом.
— Их тысячи, а нас сотни! — свирепо крикнул Устин, и когда казаки, делая перебежку, стали приближаться к окопам, он заметался и заорал в приступе ярости: — Дай патронов!.. Дай скорее!..
Выхватив у Семена гранаты и зарядив винтовку, он выскочил из окопа.
— Что он задумал?! Что он делает?..
— Стой! — закричали ему вслед.
— Не мешай! — ответил Семен.
Устин пробежал шагов тридцать по направлению к противнику, метнул гранату и, выстрелив несколько раз с колена, побежал навстречу казакам. Следуя его примеру, из окопов выскочил рыжий Клим и несколько бойцов. Это воодушевило остальных. Выхватив наган, Паршин скомандовал:
— За революцию — вперед!.. Ур-ра-а!!
— Ур-ра-а!.. — загремело в ответ.
Коммунистическая рота бросилась в контратаку. Сухо трещали выстрелы, строчили пулеметы, рвались гранаты. Зиновей втащил свой пулемет на крышу товарного вагона. Грохнули орудийные выстрелы… Атака была отбита, но как долго протянется передышка — никто не мог сказать. Временный успех не очень радовал. Бойцы не досчитывались многих. Не стало и рыжего Клима. Тяжело раненного Семена перевязали и осторожно перенесли в помещение станции.
Вечер. Изредка одиночные выстрелы вспугивали тишину. Рота насторожилась и ждала боя.
Устин был мрачен и молча чистил пулемет. Напрасно Зиновей старался с ним заговорить. Он отвечал односложно и нехотя.
Пробравшиеся из города коммунисты сообщили Паршину о том, что днем казаки схватили Надю Болдину и никто не знает, что с ней. Паршин еще больше осунулся. Лихорадочно поблескивавшие глаза глубоко запали. Он часто вздрагивал и, что-то обдумывая, подолгу смотрел в одну точку. Устин осторожно на него поглядывал, вспоминал о белокурой девушке в агитпункте и хмурился.
