— Рогачевский комбед, — послышался голос. — А ну, Сусекин, посмотри, чего там есть.
В сенцы вбежал человек и остановился у двери. Ерка замер. Ему казалось, что он слышит дыхание по ту сторону двери. Раздался окрик:
— Кто есть, сказывайся?! — секунды через три грохнул выстрел. Со стен посыпалась штукатурка.
Ерка молчал, направив наган в дверь. Прошло еще несколько томительных секунд, прежде чем на пороге появился казак. Ерка выстрелил в упор. Казак, хватая руками воздух, упал и не ворохнулся. Верховые шарахнулись в сторону. Раздалась матерная ругань. «Ах, дверь бы, дверь прикрыть», — мелькнула у Ерки мысль, но мешал труп казака. Ерка отполз к стенке. В открытую дверь казаки швырнули одну за другой две гранаты. Одна граната завертелась около Ерки. Он отбросил ее в угол. Почти одновременно раздалось два взрыва, оглушившие Ерку. В этот же момент белые прикладами вышибли оконную раму. Ерка перевернулся на бок и несколько раз выстрелил в окно. Он видел, как черноусый казак, перелезший через подоконник, грузно, мешком упал в комнату, и это было последнее, что он мог видеть и слышать.
Казаки вытащили его тело на улицу и в бешенстве изрубили шашками.
Несколько раз по улице проносились отряды белоказаков. Смолкнувший бой к полудню разгорелся с новой силой. И только к вечеру, когда в хаты стали забегать красноармейцы, чтобы попить воды, крестьяне убедились, что казаки разбиты и отступают.
В село возвратились Груздев, Зиновей, Аким, Семен и остальные активисты. Вскоре стало известно, что Богучарский полк разгромил красновские банды у станции Сагуны и открыл, дорогу на юг. Красновцы отступили на Миллерово, по направлению к Новочеркасску.
Ерку схоронили на стыке шляха и сельской дороги. Провожали его до могилы стар и млад. И долго потом о нем шла окрест молва, и люди восхищались храбростью этого искалеченного человека.
Только не было на его похоронах Устина и Митяя…
Знойные июльские дни сменялись душными вечерами. Ночью в степях пылали костры. Чадили походные кухни. Горький дым стлался пеленой над казачьим табором, закрывая синее звездное небо. Гудели степи от конского топота. Низко припадали травы к земле. На утренних зорях тоскливо выл горн, перекликаясь с петухами.
Несмолкаемый говор и ругань, дикий посвист, бряцанье шашек, винтовок, уздечек, стремян, скрип телег и седел разносились далеко по казачьим станицам и хуторам.
Вечерами в лагерях пели тягучие казачьи песни, в гимнах поминали царя и хором тянули «Богородице-дево, радуйся».
