Крестьяне, увидев его, останавливались, смотрели на него с умилением и говорили: «Оставайся, хлопец, с нами, а окончится война — поедешь домой. Ведь убьют тебя, сынок. Ишь ты какой махонький, чисто девочка».
Стараясь подражать старшим, мальчик, к удивлению женщин, отвешивал такую матерщину, что они всплескивали руками: «Бо-оже ты мой! Чертенок, а не мальчишка!»
Назаров весело ухмыльнулся, повернул коня и стал пристально наблюдать за мальчиком. Через плечо Несмеянова был перекинут карабин, а на груди висел черный, просмоленный патронный подсумок. Когда Вася бежал, клинок почти касался земли. Мальчик, схватившись обеими руками за седло, вложил левую ногу в стремя и, прыгая на правой, никак не мог подняться на лошадь. К нему подбежал казак, ласково похлопал по плечу и, подтолкнув широкой ладонью под зад, единым махом вскинул паренька в седло.
— Э-э, осрамился ты, сынок, — улыбнулся казак.
— Высоко! — звонко засмеялся мальчик.
— Не-ет. Это у тебя ноги разные, одна левая, а другая правая, — пошутил казак, — а ты, прежде чем садиться, разберись.
Пора. Назаров выехал вперед.
— Сотня, за мной, а-арш!
Ровный топот посыпался по дороге. Назаров часто поглядывал на паренька, любуясь его посадкой, и почему-то вдруг пришла мысль: «А ведь его убьют — не сегодня, так завтра».
Прохладный вечер. Словно через сито моросит дождик. Сотня Назарова остановилась в селе Нижне-Малышеве, перед Доном. Квартирьер провел сотника в хату к одинокому старику.
Назаров снял сапоги и стал разглаживать ноги в теплых шерстяных носках. Старик, медленно двигаясь, налил в блюдце масла, опустил туда фитиль и зажег. В хате было неуютно, серо. Озябшему Назарову казалось, что в хате прохладно. С печи свешивалось тряпье. Назаров с минуту помолчал, думая, что хозяин хаты проявит к нему какой-нибудь интерес, но тот разговора не начинал, а полез на печь.
«Что это — враждебность, неуважение?» — подумал Назаров и резко спросил.
— Ты что молчишь?
— Я-то?
— Ты-то.
— А что же мне — петь, что ли? Стар я.
— Ты не смей отведать мне так! Я офицер. Семья твоя где?
— Одинокий я. Жену господь прибрал, дочери замужние, а я вот…
— А где сыновья? — перебил Назаров.
— Сыновья?.. — Дед заворочался на печи и после некоторого молчания ответил: — Сыновья в армии.
— В какой?
— А бог их знает. Они мне не сказывали.
— Не прикидывайся. Знаешь ты. У красных, должно быть?
— Може, и у красных, а може… а вы какой?
Назаров не ответил. Он ощупал на полу постель из соломы, покрытой дерюгой, и выругался: «Ну и хатку мне отвели. Неужели квартирьер не нашел лучшей? Вызвать да распечь, сукиного сына!..» Но ему никуда не хотелось идти. Ему нужен был покой и отдых.
