«Сгубили, ироды, бабу», — говорили женщины. Аннушке все казалось, что она повинна в смерти Натальиного ребенка. Она не знала, чем помочь сестре.
Так шли дни, горестные для Натальи…
Как-то перед вечером она заснула, а когда очнулась, вздрогнула: ей стало жутко от своего одиночества. Словно озаренная долго тлевшей мыслью, Наталья выбежала в сени. Трясясь, как в лихорадке, она схватила веревочные вожжи, торопливо перекинула через слегу под крышей и сделала петлю. Постояв несколько секунд, она вернулась в хату, потрогала скамейку и, словно забыв свое намерение, опустилась на нее. Она не слышала, как скрипнула дверь, как в хату вошла Арина Груздева и, поняв происходящее, громко заголосила:
— Господи ми-илостливый, да что ж это ты, бабонька, надумала!..
Наталья вскочила и широко открытыми, непонимающими глазами смотрела на Арину.
— Да опомнись ты, голубонька моя! И что ж это с тобой, касатка ты моя, горемычная!
Наталья сделала два неверных шага к ней, дико вскрикнула и, словно срубленная, рухнула на пол. Она рвала на себе волосы, царапала грудь, раздирая кофточку, захлебывалась от рыданий. Арина села на пол, положила на свои колени Натальину голову и приговаривала:
— Плачь… плачь, моя милая, плачь, страдалица! Давай хоть вместе поплачем, — и выводила сильным грудным голосом: — Ах, и головушки-то наши бедные…
Она жалобно выводила слова причитания и гладила шершавой рукой распущенные Натальины волосы. Наталья утихла, а потом заголосила тоже:
— Ах, и нет у меня маменьки родненькой…
Женщины старались слезами заглушить тоску по убитым и умершим.
Вечерело. Прибежал Мотька, растерянно постоял у двери, потом подошел к матери.
— Не надо, мамка, слышь, пойдем ко двору, я тебе початков принес… Слухай, что я тебе скажу. — И он стал шептать: — Казаки сбираются уходить не нонче-завтра. Мне сказывал тот черный, какому я пальцы покусал.
Арина вздохнула, притянула к себе Мотьку и крепко прижалась щекой к его щеке. Наталья успокоилась, обняла Арину и, целуя ее, горячо зашептала:
— Милая ты моя, родная. Спасибо тебе за доброту твою… за ласку сердечную.
Потом, сидели втроем дотемна, чутко прислушиваясь к тому, что делается на улице.
— Небось наши объявились поблизости, — сказал Мотька.
— Должно быть, сынок.
— Мамка, знаешь что, пойдем ко двору, и тетка Натаха пусть с нами идет.
— Наташечка, а ведь и верно, — встрепенулась Арина. Она ухватилась за эту мысль, боясь оставить Наталью одну. — Поживи у нас, голубонька. А как вернутся наши, опять к себе пойдешь. И тебе не так тяжко будет, да и мне веселей. А думки ты недобрые брось. Народу-то всему, ох, как нелегко нонче. Что ж делать?.. Нам, бабам, страданье да муки, а им, мужикам-то, ведь не слаже нашего. Пойдем, касатка.
