Боевой девятнадцатый | страница 113



— Куда? Да говори же ты! Чего мы стоим здесь… Бежим к нему!

— В госпиталь сдал его.

— Бежим! Бежим же, черт возьми!

Устин едва поспевал за Паршиным.

В госпитале Паршин употребил всю свою силу убеждения, чтобы его с Устином допустили к раненому.

Зиновей увидел, их, молча заулыбался. Паршин поднес пальцы к губам.

— Ни-ни!.. Ни слова. Я все знаю, — предупредил он, садясь на край койки.

И сколько тепла, дружеского участия увидел Устин во взгляде этого сурового человека! На щеках Зиновея пробился слабый румянец. Отделяя каждое слово, он тихо проговорил:

— Город… белые… займут… нас всех здесь… — Зиновей закрыл и открыл глаза.

— Ни-ни! Молчи, Зиновей. Город мы не отдадим. А ежели что случится, — он близко придвинулся к Зиновею, — я сам с пулеметом встану у твоих дверей.

Попрощавшись с Зиновеем, Паршин и Устин узнали у врача, что рана Зиновея тяжелая, но опасаться за его жизнь оснований пока нет.

Уже стало темно, когда они вышли на улицу. В городе было пустынно. По улицам ходили патрули. В штабе укрепленного района Паршин получил распоряжение влиться со своей ротой в отряд военкомата.


В последние часы, готовясь к бою, не раз вспоминал Петр Паршин о боевых товарищах, о раненом Зиновее и белокурой подруге Наде. И не знал Паршин, что в тамбовском госпитале она умирает от ран, называя в бреду его имя. Не знал и Устин, что почти вслед за ним десятки километров провез казак в обозе истерзанную Наталью.

Мчалась к Дону на взмыленных конях шайка полковника Русецкого. Полковник вел казаков по степным яругам, объезжал города и большие села. Не было расчета встречаться с беспокойными селянами и делить с ними свою добычу. Ревниво оберегалось добро, все, что плохо лежало на пути, увлекала с собой конная лавина.

Сто пятьдесят плененных коней, десятки голов крупного рогатого скота, обоз с кожей, сукном, шелком гнала сотня домой. Будет праздник, будут песни.

В клубах пыли монотонно тарахтела обозная телега. Растерзанная, с потухшим взором выплаканных глаз, в каком-то одуряющем сне ехала на ней Наталья Пашкова. За неделю стремительного пути, измученная, она потеряла счет дням. Казак не отпускал ее от себя ни на шаг.

Когда же окончится эта бесконечная степь?! Есть же у морей берега, у рек истоки, устья, у лесов начало и конец. Где ж ее хоть смертный конец? И бездумно, словно в пустоту, смотрит вперед затуманенным взглядом Наталья. Солнце встает большое, розовое, катится палящее по синему своду и уходит холодно-багровое за горизонт…