— Негодяй!
— Дежурный!.. Взять!.. — заорал Бахчин, вытирая платком лицо.
Спустя некоторое время Бахчин отослал часового, вошел к арестованной в комнату и прикрыл за собой дверь.
На цыпочках он делает два шага вперед и медленно вынимает наган. В углу белеют лицо, руки. Бахчин слышит протяжный стон: «Зве-ери…» — и почти в упор разряжает обойму.
В ушах звон. Кажется, он прибил ее к кровати, как град прибивает траву. Пороховой дым першит в горле. Бахчин вышел.
В комнате могильная тишина. Где-то далеко-далеко играет музыка, вздрагивает потолок. Шарканье ног доносится, как царапанье спички по обоям. Еще дальше раздаются отдельные короткие выстрелы, звук их походит на треск лучины.
К Наде медленно возвращается сознание.
— Пи-ить!
Что-то тяжелое, как каменная плита, придавило ее к земле. Надя делает усилие, чтобы сбросить с себя каменное одеяло. Сознание на секунду покидает ее и возвращается вновь. Она силится вспомнить, где она, что с ней, и опять погружается в забытье. Какой-то серый шарик вертится перед нею быстро-быстро, разрастаясь до гигантских размеров, и вдруг беззвучно рассыпается в пыль. Шарик появляется вновь, вертится, и она никак не может избавиться от него. Так продолжается долго. Потом ее обнимает страх. Выстрелы, короткие вспышки огня… что-то обжигает. И странно, она не страшится ранений, смерти. Она боится звука выстрелов, они страшны и повторяются до бесконечности.
— Не надо стрелять… — шепчет Надя, делает новое усилие и, рухнув на пол, освобождается от тяжести и бредового забытья. Во рту солено. Надя ворочает языком и выплевывает куски спекшейся крови. Присохшая к ранам сорочка при малейшем движении причиняет жестокую боль. Надя ползет к выходу. Вот Надя в коридоре, натыкается на лестницу, ведущую на чердак, и мысль, как солнце, озаряет ее.
«Спастись!.. Уйти во что бы то ни стало…»
Эта мысль охватывает все ее существо. Руки приобретают кошачью цепкость. В голове созревает мгновенный план бегства. Он настолько четок и ясен, как будто бы Надя собирается повторить знакомый путь. Цепляясь руками за ступеньки, отталкиваясь ногами, она взбирается на чердак, по едва различимой полоске света определяет направление к слуховому окну, хватается за брусья, поддерживающие стропила, и подтягивает тело. В левой руке появляется тупая боль. Перевалившись на правый бок, поминутно отдыхая, Надя достигает окна. Свежий воздух опьянил ее.
Опасность слишком велика. Опасность впереди, но Наде кажется, что самое страшное осталось там, в той темной комнате.
