— Я перепишу историю болезни, — тихо пообещала дежурная сестра.
— Еще чего не хватало, — быстро возразил Борис Михайлович.
Вера стояла с опущенной головой и ничего не могла сказать в свое оправдание. Конечно, она кругом виновата. Слезы подступили к горлу, но Вера сдержала их.
«Мужественно отвечай за свои проступки», — подбадривала себя девушка.
…Отругав для порядка дежурную сестру «за небрежное отношение к важному лечебному документу», Лапин чувствовал себя самым отличным образом. Оставшись наедине с Василием, он сокрушенно вздыхал:
— Беда с этими сестрами — то одно, то другое. Мы, дружище, должны быть построже с ними. Либерализм к хорошему не приводит.
— По-моему, ты напрасно поднял шум из-за этой истории болезни, — живо перебил Василий.
— Нет, дружище, не напрасно, — подхватил Борис Михайлович. — И ты не хуже меня понимаешь: аккуратная история болезни — это лицо больницы, это, если хочешь знать, свидетельница нашей с тобой работы.
— Я больше признаю другое. Петров пошел на поправку — вот свидетель!
— Это, конечно, так. Но не забывай, дружище, что начальство поинтересуется не Петровым, а его историей болезни. Петров уйдет, а история болезни останется, ее вынь да положь начальству. Это наш документ! — убежденно говорил Борис Михайлович. После небольшой паузы он с нагловатой ухмылкой спросил: — Ну, как вчера? Не обидела тебя Маша?
Василий густо покраснел. Ему было невыносимо стыдно за вчерашний вечер, и он готов был послать ко всем чертям и сводников Лапиных и чересчур податливую продавщицу.
Толкнув плечом Василия, Борис Михайлович подмигнул.
— Не тушуйся, дружище, она баба добрая…
— Оставь меня в покое, — оскорбленно пробормотал Василий и ушел из кабинета. Весь день он чувствовал себя скверно, будто наплевали ему в душу. Казалось, что все знают о его вчерашнем похождении и относятся теперь к нему, доктору, не так, как прежде. Ему неловко было смотреть в глаза дежурной сестре, в глаза Корнею Лукичу…
«И зачем я пошел с этой Машей», — зло упрекал себя Василий.
Корней Лукич удивленно пожимал плечами, не понимая, что такое стряслось ныне с Василием Сергеевичем?
«Видно, трудновато привыкается человеку в селе», — решил он и не осуждал доктора. Сам Корней Лукич, например, ни на какие красивые города не променял бы Федоровку. Издавна полюбился ему этот просторный край с шальными ветрами, с горячим летним солнцем, с непроглядными зимними буранами. И напрасно дети звали в города — сын в Свердловск, дочь в Киев. Что ему там делать? Да и как он может покинуть свою больницу? Корнею Лукичу казалось, что без него и больница захиреет и больничный сад пропадет, засохнет…
