— В своем доме я хорошо ориентируюсь без огня, — как-то неестественно громко рассмеялась она и, бесцеремонно взяв гостя за руку, подвела его к дивану. — Садитесь, Вася, — и сама села рядом, доверчиво прижавшись к нему…
6
Борис Михайлович действительно хотел было вызвать Соломку и «всыпать» ему как положено, однако оперированный Петров чувствовал себя нормально, послеоперационный период протекал гладко, без осложнений, и главврач решил оставить в покое провинившегося фельдшера.
«Зачем шум поднимать, все обошлось благополучно», — рассудил он.
В ординаторской Борис Михайлович взял в руки историю болезни Петрова и вдруг, словно обжегшись, бросил ее на стол. Сердце его похолодело — в истории болезни черным по белому было записано рукой Донцова: «По вине участкового фельдшера Соломки больной с приступом острого аппендицита прибыл в больницу пешком…». А что если документ с подобной записью попадет в руки какой-нибудь комиссии или увидит его Моргун, который имеет дурную привычку копаться в историях болезней? Значит, ожидай разгромного приказа…
Чертыхаясь, Борис Михайлович нервно шагал из угла в угол по ординаторской и не знал, что делать. У него было мелькнула спасительная мысль: скомкать историю болезни, сунуть ее в карман, дескать, пропала, и концы в воду… Да, но лечащий врач обязан восстановить утерянный больничный документ, а где гарантия, что Донцов опять не впишет ту злополучную фразу «по вине фельдшера Соломки…»?
«Формалист, буквоед», — с возмущением думал о хирурге Лапин. Ему сейчас вообще хотелось кого-нибудь отругать, на ком-то сорвать кипевшую злость.
На глаза попалась дежурная сестра Вера Богатырева, вошедшая по каким-то делам в ординаторскую.
— Почему не отмечена температура больной? — хмуро спросил главврач. — Я назначил термометрию через каждые два часа, а где данные?
— Я сейчас проставлю, — виновато проронила сестра.
— Это надо было давно сделать! Спите на дежурстве! Выговор получить захотели! — прикрикнул он.
Испуганная Вера бросилась к столу, чтобы тут же отметить данные термометрии и, нечаянно задев локтем пузырек, разлила чернила.
— Что вы наделали! — ужаснулся Борис Михайлович, но вдруг глаза его радостно вспыхнули: чернильный ручеек, пробежав по истории болезни Петрова, как будто специально залил ту неприятную донцовскую фразу о Соломке.
«Молодец, Богатырева», — удовлетворенно подумал Борис Михайлович, а вслух гневно говорил:
— Заляпали чернилами больничный документ. На что он теперь похож! Где ваша аккуратность!
