— Не будем торговаться, — отмахнулся Лапин. — Богатырева купит или Зернова, меня это не касается, главное, чтобы материальный ущерб был возмещен!
— Да этому шприцу через неделю сто лет. Я, помнится, еще до войны работал им, — послышался басовитый голос Корнея Лукича.
Борис Михайлович сердито бросил:
— Помолчите, Глыбин, вас не спрашивают.
— Может быть, тетя Даша и Вера Александровна объяснят нам, при каких обстоятельствах лопнул шприц? — попросил Василий. — Может быть, они совсем не виноваты.
— Да какая уж-там вина! Отслужил свое, не вечный он, — поддержал Василия Корней Лукич.
— Есть установленные сроки эксплуатации инструментов, — сказала аптекарша. — И если Корней Лукич прав…
Лапин перебил аптекаршу:
— Неужели мы из-за какого-то рублевого шприца будем разводить дискуссии. Товарищ Богатырева согласна купить, о чем же разговор. Пятиминутка окончена.
Василий остался в кабинете. Лапин недовольно говорил ему:
— Слушай, друг мой, это никуда не годится. Мы с тобой должны бить в одну точку, помогать друг другу, держать на уровне трудовую дисциплину, а ты митинг устраиваешь.
— Не прав ты, Борис Михайлович, с этим шприцем. Для тебя и для меня этот шприц — мелочь, а для тети Даши — целый рабочий день при ее зарплате.
— Хорошо. Не прав. Приди и скажи мне, но не в присутствии всех. Понял? Мы по-дружески можем и побраниться и помириться, доказывая свою правоту. Кстати, что это за «тетя Даша»? Ты вот что, дружище, когда придешь к ней на чай, можешь называть как угодно, даже тетей Дашей, а на работе она «товарищ Зернова». Неужели ты этого не понимаешь? Неужели ты не понимаешь, что, защищая нынче Богатыреву и Зернову, ты вносишь дезорганизацию в коллектив? Разве ты можешь допустить в операционной, чтобы твой ассистент делал не то, что ты приказываешь?
— Операционная — это не то.
— Нет, именно то! — подхватил Борис Михайлович. — Сегодня мы простим разбитый шприц, завтра сестра не выполнит твои назначения, послезавтра она вообще не выйдет на работу. И во что превратится наша больница? И что скажет нам наша партийная организация? Нас же с тобой судить будут за развал работы!
— Все это я понимаю, но приказать купить шприц — это не значит крепить дисциплину.
— Дисциплина, дружище, слагается из мелочей, она должна быть во всем, — продолжал Борис Михайлович. Он чувствовал, что речь его неопровержима и доводы его прочны. — Хочу сказать тебе другое — ты не должен ночевать в ординаторской. Может быть, Галкина зашла к тебе ночью по делу, а кто-нибудь увидит, и пошла сплетня. Здесь, дружище, деревня… И еще одно. Ты уж извини, я тебе все по-дружески выложу.
