— Пожалуйста, — насторожился Василий.
Лапин достал из стола газету, развернул ее на столе.
— Узнаешь?
— Тобольцев!
— Да, Тобольцев. Видишь, каков он, герой-хлебороб. В областной газете портрет его вон какой большой, — говорил Борис Михайлович и в голосе его можно было уловить завистливые нотки.
— Молодец, право молодец Тобольцев, — сказал Василий, прочитав подпись под портретом.
— Вот, вот. А ты этому молодцу на все правление кричал: «Таких людей на пушечный выстрел нельзя допускать к руководству». Вся Федоровка знает об этом, а ведь колхозники души не чают в своем председателе. А каково отношение будет к тебе? Ты подумал об этом?
— Ну, знаешь, я не ищу поклонников, мне нужно было спасти женщину. Я свое дело сделал и не раскаиваюсь. У Тобольцева своя работа, у меня своя. Мы друг другу не мешаем, — резко проговорил Василий.
Борис Михайлович глядел на собеседника с явным сожалением. Так обычно смотрят на людей, не способных понять азбучных истин.
— Мы с тобой не первый день знакомы, за одними столами премудрости набирались, одних профессоров слушали и можем быть до конца откровенными. По-дружески говорю тебе — не той дорожкой идешь. Вчера ты поссорился с председателем колхоза, завтра повздоришь с сельским председателем, ну, а как жить среди них? Ты об этом подумал?
— Подумал. Жить правдой и честью, других путей не вижу.
— Правдой и честью — это хорошо, но у человека могут быть ошибочные понятия о чести. Ты, например, считаешь честью поругаться с Тобольцевым из-за какой-то машины, а между тем Семен Яковлевич никогда нам не отказывал и тебе тоже не отказал. — Легонько толкнув доктора в плечо, главврач с улыбкой добавил: — Горячишься, дружище, напрасно горячишься… С народом нужно уметь жить. Ты не сердись, что я так откровенно… Истинный друг тот, кто говорит правду в глаза…
4
Однажды, придя в больницу, Василий застыл от приятной неожиданности: по всему стационару звенел заливистый детский смех. Василий быстро отворил дверь палаты и увидел Веру. Она читала какую-то книжку, а Коля в майке и трусиках сидел на койке и хохотал так заразительно, что Василий тоже рассмеялся.
— Коля! Колька! Милый ты мой! — восклицал он. — А ну-ка, брат, еще похохочи.
Он обнял его, а мальчик, отбиваясь, говорил сквозь смех:
— Я теперь и побороться с вами могу.
— Правильно, Коля, теперь ты все можешь! Видите, Вера, что он делает!
— Шалит уже наш Коля, — весело отозвалась медсестра.
— Шалит, это хорошо, если шалит, значит здоров!
