Василий ворочался в постели с боку на бок, но сон пропал. Потом он привыкнет и будет спать, не обращая внимания на обычные утренние сельские звуки, а сейчас они мешали ему, даже раздражали с непривычки. По всей вероятности, коренной сельский житель вот так же мучается в постели, прислушиваясь в городе к автомобильным гудкам и грохоту раннего трамвая.
В седьмом часу утра Василий отправился в больницу и встретил там Корнея Лукича. Одетый в синий, забрызганный известью халат, старик-фельдшер старательно подбеливал деревья. За поясом у него торчали большие садовые ножницы.
— Доброе утро, Василий Сергеевич, — радушно поприветствовал он доктора. — Что-то раненько вы…
— Не раньше вас, — ответил, поздоровавшись, Василий.
— Да вот боюсь, как бы гусеница не одолела, — озабоченно сказал фельдшер.
Весь день Василий провел с Корнеем Лукичом. Вместе они были в стационаре на утреннем обходе, в амбулатории на приеме, и день промелькнул как-то незаметно. А вечером, возвратясь к себе на квартиру, Василий одиноко сидел в комнатке и на душе у него было муторно. В мыслях он поругивал Шубина, который так неожиданно выхватил его из привычной обстановки, оторвал от родного коллектива хирургической клиники и бросил его, горожанина, в незнакомое степное село. В городе Василий мог бы пойти сейчас и в кино, и в парк, и на концерт или просто побродить по шумным улицам. А как скоротать вечер здесь? И сколько еще будет таких вечеров?
Василий разложил на этажерке привезенные с собой книги, пробовал читать — не читалось; он взялся было за письмо, — тоже ничего не получилось.
«Напрасно согласился я поехать в эту Федоровку», — с грустью раздумывал он.
4
После амбулаторного приема Василий хотел было снова заняться операционной, но дежурная сестра, Юлия Галкина, сообщила, что звонили по телефону из Каменки и просили врача срочно приехать к больному.
— Поеду и я с вами, — вызвался Корней Лукич, — а то дорога вам незнакома, люди тоже.
Василий согласился. Вдвоем они отправились на бричке в самое отдаленное селение, вместе осмотрели больного, назначили лечение и теперь возвращались в Федоровку. Старая больничная лошадка с много обещающей кличкой Молния неторопливой рысцой бежала по укатанной, как асфальт, степной дороге. Время от времени Корней Лукич дергал вожжами, ободряюще посвистывая, но Молния, за свой долгий век, видимо, привыкшая к такому обращению, не ускоряла бега.
— Эх, и транспорт, будь он неладный, — сокрушался старый фельдшер. — Скоро, говорят, автомобили с атомными двигателями появятся, а мы все по старинке ездим.
