Минут через пятнадцать в том же направлении прошел другой человек в черном. Вскоре раздались выстрелы один за другим — почти дуплетом.
Подождав отставшего Лиманчикова, спрашиваю его:
— Когда стрелял?
— Как пришел к ключу, еще шлих не начал мыть, рябчика убил. Потом приблизительно через час. Промазал. А уж когда домой шел, по дороге белку убил.
— А дуплетом стрелял?
— Нет.
Закрадывалось подозрение: кто лжет — якут или Лиманчиков? Ослышаться и принять один выстрел за два прирожденный охотник вряд ли мог. Стрелять дуплетом по рябчику или белке Лиманчикову совсем не к чему. Он достаточно хладнокровен и опытен, чтобы впопыхах дергать за оба курка. Значит, якут нарочно путает?
Подошли другие якуты.
— Кто позавчера слышал выстрелы?
— Мы, — сказал один, по фамилии, насколько помню, Семенов.
Я впервые обратил на него внимание. Он не был похож на якута. Нос горбинкой, как у эвенков. Лицо менее широкое, чем у якутов. При обычных черных и прямых, как у всех якутов, волосах глаза оказались светло-голубыми. По-русски говорит вполне прилично, хотя и с акцентом. За плечами у него была берданка.
— Мы втроем шли часа в четыре, — продолжал он. — Километрах в двух отсюда услышали два выстрела один за другим.
— А ты долго здесь работал? — спросил я первого якута.
— Часов до пяти.
— Перед уходом на зимовье слышал выстрелы?
— Нет.
Как свидетельствовал Колобаев, косари в тот день брали с собой только одну двустволку, а еще две и берданка оставались в зимовье.
— Кто же, кроме вас и нас, ходил здесь?
— Никого не видели.
— Так кто же стрелял дуплетом и кто стрелял в четыре часа?
Ответа на эти вопросы не было. Возникло подозрение: не косари ли убили Киру. Путаница фактов и времени невольно заставляли настороженно присматриваться к якутам.
Разделились на три группы: одна еще раз обследовала поляну и реку, другая — левый склон, а я с голубоглазым якутом отправился на склон, противоположный обследованному вчера. Он густо зарос березняком и осинником после старой гари. Мы молча шли зигзагами по склону, тщательно высматривая следы. Достигли залесенной вершины. Дальше Кире идти не было никакого смысла. На вершине выступали гранитные развалы с кварцевой жилой. Если Кира была здесь, то она обязана отбить несколько образцов на контакте жилы и вмещающей породы. Самый тщательный осмотр показал, что к этим камням никогда не прикасался геологический молоток. Ни следов зверя, ни человека мы не обнаружили.
Сделав большой круг, уже под вечер мы стали спускаться в долину Семикачи невдалеке от ее устья. Семенов отстал и шел сзади меня в нескольких десятках метров. Вдруг пронзительный женский визг боли и отчаяния прорезал замерзшую тайгу и заставил меня судорожно сбросить карабин с плеча. Сразу представилось, что Киру пытают, других женщин тут не было. Визг доносился от устьевой части Семикачи. Подождав Семенова, я спросил:
