Освобожденный от обязательств, которые он сам на себя принял, Амбруаз смог теперь рассказать о том, что произошло. Впрочем, мы были первыми, кто услышал эти удивительные показания. До этого времени Амбруаз никому ни слова не говорил о преступлении доктора, даже своей жене.
Ясно, что ни о какой охоте на следующий день не могло быть и речи; к тому же Амбруаз должен был еще задержаться в Коне для дознания.
А потому в тот же вечер мы распрощались с ним и на рассвете следующего дня направились в Ла-Шарите, где должны были остановиться на пару часов.
Мы остановили карету напротив церкви, здание которой так никогда и не было достроено, но при этом уже превратилось в руины, а затем пешком отправились к г-ну Грасе: к нему у меня было рекомендательное письмо.
Господин Грасе — из числа тех приятных и любезных ученых, кто со святым терпением употребляют половину своей жизни на то, чтобы собирать одну из тех частных коллекций, что порой способны по своей значимости оказать честь музею большого города, а другую половину тратят на то, чтобы принимать назойливых посетителей, которые являются к ним с рекомендательными письмами от незнакомцев, не имеющих никакого права давать эти письма, и которых, тем не менее, подобный учтивый любитель древностей принимает с таким почетом, будто их прислал его ближайший друг. Разумеется, с нами все обстояло совсем иначе, ибо нас г-ну Грасе рекомендовал Тейлор. Поэтому прежде всего г-н Грасе предложил нам позавтракать вместе с ним.
После завтрака, поскольку погода на какое-то время прояснилась, хотя у нас все равно были опасения, что дождя на весь остаток дня не миновать, г-н Грасе познакомил нас с городом, ставшим столь знаменитым во времена ландскнехтов и войн Лиги и обязанным своим названием милосердию, которое проявляли его основатели. От средневековых сооружений города ничего не осталось, кроме развалин замка, остатков крепостных стен и церкви. Мы осмотрели все за полчаса, но тут г-н Грасе, которого мы одолевали расспросами с настойчивостью и любопытством путешественников, только-только начавших свою поездку, вдруг вспомнил о романском барельефе, увиденном им в одном частном доме за полгода до этого; громкими криками мы изъявили желание посмотреть романский барельеф, и г-н Грасе, подведя нас к дому, где таилось это сокровище двенадцатого века, постучал в дверь.
Дом представлял собой невзрачное, почти развалившееся строение, относящееся, по-видимому, к тому же самому времени, что и хранившийся в нем барельеф. Мы поднялись по темной винтовой лестнице и внутри небольшой романской арки, образующей альков, где стояла плохонькая кровать, увидели то, что нам так хотелось посмотреть.
