Ворожеи и гадальщики - Владимир Федорович Одоевский

Едва ли в каком-нибудь другом городе, кроме Москвы, всевозможные шарлатаны пользуются таким почетом и успехом. Начиная от какой-нибудь блаженной Анфисушки и кончая знаменитым Иваном Яковлевичем Корейшей, все эти господа играли довольно видную роль в московской жизни. Правда, и в других городах водятся разные прорицатели, но нигде характер их деятельности не принимает таких, до странности широких размеров, как в Москве…

Не говоря уже о таких знаменитостях, как покойный Иван Яковлевич, угощавший своих посетителей изюмом, выпачканным в самой отвратительной грязи… многие мелкие ворожеи выделывают самые непостижимые вещи. Непостижимость заключается не в тонкости их шарлатанства, не в замысловатости обмана, а в той слепой и дикой покорности, в том нелепом благоговении и почтении, которыми преисполнены их посетители и почитатели. Шарлатанство в Москве имеет простой и грубый характер, почти никогда не применяются к делу обмана не только физические фокусы, – даже обыкновенная загадочная обстановка европейских шарлатанов у нас почитается совершенно излишней. Для приобретения популярности считается совершенно достаточным корчить из себя юродивого, притворяться дураком и нести всякую чушь, которую будут принимать за бред пифии[1] и не замедлят истолковывать и осмысливать по своему вкусу.

Одна моя знакомая купчиха, умершая лет десять назад, за шесть месяцев до кончины была у известной ворожеи Анисьи Никитишпы, или просто Анисьюшки. В грязной, вонючей каморке сидела ворожея перед бутылкой водки и, по-видимому, не обратила никакого внимания на вошедшую купчиху.

– Здравствуй, Анисьюшка! – в минорном тоне произнесла купчиха.

Анисьюшка молчала.

– Как поживаешь, всё ли здорова?

Анисьюшка молча налила полстакана водки и с величавым спокойствием осушила до дна, хотя стакан был немного менее тех стаканов, которые обыкновенно подаются к чаю.

«Юродствует», – подумала купчиха.

– Пей! – воскликнула Анисьюшка, наливая полный стакан и поднося его своей посетительнице…

– Верное слово, не могу. Кушай себе на здоровье…

– Бери! Пей! – с ожесточением вскрикнула юродивая.

Делать было нечего; купчиха взяла стакан, помочила в нем губы и поставила на стол.

– Все, все, все!

Купчиха отказывалась; юродивая кричала и требовала, чтоб та пила водку до конца…

Как ни ломалась посетительница, а принуждена была выпить.

Юродивая вдруг вскочила с места, начала прыгать по комнате на одной ноге, припевая:

– Жизнь свою выпила! Жизнь свою выпила! Церковка-кукуверковка, стара баба-яга, деревянна нога!