Амбруаз отпрянул и с силой вырвал свою руку, как ни крепко сжимал ее доктор.
— Несчастный! — воскликнул он. — Зачем ты говоришь мне это?! Кто тебя заставляет говорить мне это?!
— Кто меня заставляет? Да разве я это знаю сам? Возможно, Бог!.. Или угрызения совести!.. Или моя жена!.. Или моя дочь!..
Последние слова он произнес приглушенным голосом.
Амбруаз отодвинулся к краю кровати.
— Да, да, я привожу тебя в ужас, не так ли?! Но это не имеет значения: я должен все тебе рассказать! Это душит меня: когда я расскажу обо всем, мне станет легче… Амбруаз, я отравил свою жену!.. Амбруаз, я отравил свою дочь!..
Потрясенный Амбруаз воздел руки к Небу, не в силах вымолвить ничего, кроме: «Бог мой! Бог мой!»
— Никто этого не знает! Ни у кого нет никаких подозрений, ни у кого не может их быть; но тот, кто меня разоблачит, обретается во мне самом; каждую секунду эта роковая тайна готова сорваться с моих губ. Наверное, первый, кто сделал исповедь правилом, был какой-то страшный преступник; дело в том, что, по моему мнению, мне станет легче, если я сознаюсь в своем преступлении. Сегодня утром, когда ты приехал за мной, я думал о тебе; мне показалось, что это знамение свыше, и тогда я решился! Правда, в какую-то минуту мной овладела слабость, и я уже готов был вот-вот уехать, так ничего и не сказав. Если бы был день, я бы так и сделал, но была уже ночь, а ночью… — доктор потянулся к Амбруазу и схватил его за руку, — а ночью, — продолжал доктор, сжимая его руку своей ледяной рукой, — ночью мне страшно!..
— Но почему ты мне рассказываешь об этих ужасных делах?! Я не священник… я не могу отпустить тебе грехи!
— Но ты мой друг и можешь меня утешить!
— Хорошо, тогда послушай! — произнес Амбруаз, приближаясь к нему. — Я буду говорить с тобой как друг, а не как священник, ведь ты пришел за советом, а не за отпущением грехов.
— Говори! Говори!
— Рано или поздно твое преступление откроется (от этих слов доктор задрожал), а это означает для тебя тюрьму, эшафот, а может быть, и того хуже… каторгу! У тебя жив отец, у тебя есть сестра: твой отец будет обесчещен, сестра не сможет найти себе мужа. Возьми мои пистолеты и пусти себе пулю в лоб в каком-нибудь укромном уголке леса Марсийи; я буду тебя сопровождать и заберу оружие. Завтра все будут говорить, что на тебя напали грабители и убили.
— А если в последнюю минуту мне изменит мужество? Если я только раню себя, а не убью?
— Тогда напиши письмо, что ты покончил жизнь самоубийством, спрячь его в ящик ночного столика и, если у тебя не хватит выдержки… ну что ж, я сам тебя прикончу…
