Пий VII поднялся в карету императора, сел по правую руку от него, и 25 ноября 1804 года, в два часа пополудни, они вместе отправились в Фонтенбло и провели там остаток дня.
Год спустя, после того как Наполеон возложил на свою голову еще одну корону и снабдил ее девизом: «Бог мне дал ее, и горе тому, кто к ней прикоснется!», он узнал, находясь в Генуе, что против него складывается новая коалиция. Тотчас же он вместе с императрицей поднялся в карету и через пятьдесят часов прибыл в Фонтенбло, и там, пока ему поспешно готовили покои и ужин, он велел немедленно открыть ему дверь его топографического кабинета и, пожелав императрице спокойного отдыха, на ходу поедая принесенные по его просьбе фрукты, составил план той знаменитой кампании, которая началась победой при Ульме и закончилась битвой под Аустерлицем.
То ли в память о временах Людовика XIV, то ли в благодарность за эту ночь вдохновения, Наполеон восстановил обычай приезжать в Фонтенбло и в 1807 году устроил там пышные празднества по случаю свадьбы своего брата Жерома, ради которого он только что выкроил королевство в самом сердце Германии, с принцессой Фредерикой Катериной Вюртембергской. Именно тогда, во время месячного пребывания двора в Фонтенбло, было принято решение о континентальной блокаде и о разделении Португалии на три территории: ее северная часть была отдана королю Этрурии, чтобы возместить ему потерю Тосканы, снова отошедшей к Франции; южная часть в качестве княжества была отдана Мануэлю Годою в награду за его верную и безупречную службу, а центральные провинции остались на всякий случай.
В июне 1808 года в Фонтенбло приехал король Карл IV. Он явился сюда, чтобы поменять корону Испании и Индий на королевскую тюрьму во Франции.
В 1808 году Наполеон вернулся в Фонтенбло. Победитель при Ваграме и Фридланде был на вершине своей славы; для упрочения своего победоносного трона ему недоставало лишь одного — наследника. Во время этой поездки он принял решение о разводе с императрицей и официально объявил ей об этом; по правде говоря, развод был непрестанным смертельным страхом несчастной императрицы вот уже четыре года. Когда, уезжая из Милана, она плакала, обнимая Евгения, Наполеон сказал ей: «Ты плачешь из-за временной разлуки. Если горе от расставания со своими детьми так тяжело, то какое же это огромное счастье — иметь их; посуди же, как должны страдать те, у кого их нет». Это было всего только короткое высказывание, однако Наполеон так скупо ронял слова, что все сказанное им имело значение.
