Над городом выл буран, гнал тучи снежной пыли, валил заборы, а в районе крепости большой одноэтажный дом Августы Николаевны Градобоевой сиял сквозь метель освещенными окнами, у подъезда было оживленно.
Из летящего снега выныривали щегольские сани — парные и одиночки. Одним из последних приехал помощник начальника гарнизона. В николаевской шинели нараспашку, несмотря на пургу, он быстро вышел из саней и двинулся в дом, где перед ним предупредительно распахнулись двери. Старый генерал потопал у порога бурками, обивая снег, стряхнул папаху, разгладил бороду, вытер усы платком и, покачивая седой головой, заметил:
— Ну и погодка! Откуда такая напасть? У нас, в Орловской губернии, такого не бывает. Нет! Восток, знаете…
Бас его гремел, как в рупор. Все кругом почтительно улыбались.
— Так точно, ваше превосходительство! Погода как раз такая, чтобы большевиков морозить! — проговорил угодливо кинувшийся навстречу генералу штабс-капитан Осечкин. Он давно уже караулил генерала, чтобы «попасться ему на глаза», и теперь, опередив горничную; помог генералу снять шинель и бросился с ней к вешалке, сплошь занятой шинелями, шубами, меховыми ротондами.
— Вадим Петрович! Сюда, тут можно повесить! — выручил его брат хозяйки, показывая на свободное место.
— Правильно, Жорж! — обрадовался штабс-капитан и повесил шинель. — Знаете, и приятно и полезно поухаживать за начальством.
Генерал в доме Августы Николаевны был в первый раз. Он оглядел с порога обширную гостиную, оклеенную светлыми обоями, прищурился на люстру, блестевшую сотней хрустальных подвесок, на бронзовые бра на стенах, на вазы перед зеркалами в простенках.
Много труда и заботы положила хозяйка, чтобы навести такой блеск, чтобы достать все эти вещи уже после спешной эвакуации.
В гостиной собрались и военные, и штатские, и дамы. Еще недавно все эти люди считали, что старый строй непоколебим, что он вечен, а теперь и сами почти не верили в победу. Здесь были богачи, бежавшие от Красной Армии, их сынки, бранившие родителей за то, что те допустили революцию, помещики из России, купцы и коннозаводчики — вся публика, жаждавшая возврата старого, у которой революция отняла фабрики, заводы, лавки, банки, барыши. Сюда пришли офицеры-артиллеристы, кавалеристы, пехотинцы и казаки, то и дело метавшиеся отсюда в Харбин ради политических и торговых спекуляций. Все это были люди без будущего, живущие только сегодняшним днем.
Гости стояли группами, сидели, разговаривали в ожидании ужина. Говорили больше всего о последних событиях — о налетах партизан.
