— Нет! — возразил матрос. — Эту ночь пересплю, а на ту — в сопки! Мне только перебраться на ту сторону кордона, а там я буду у своих, там тайга! Они тут — зубры, а туда нос редко суют. — Партизан подошел к зеркалу. — Ну и оброс я, ни в солдаты, ни в матросы, как морской волк. Мне надобно будет как-то переоблачиться. Ты, Сидорыч, завтра узнай, где находятся наши в сопках. Принеси мне тужурку мастерового, только чтобы на ней было побольше масла да сурика. Эта примелькалась. Еще кое-что попроси у братишек. И посоветуй, как мне выбраться отсюда.
— Раз ты попал ко мне, Налетов, так не горячись, а слушайся. Облачение-то я тебе устрою быстро, это мелочь. Трудней будет перебросить тебя через заградительный кордон. Но не беспокойся — ты не первый и не последний. Ложись спать. Может быть, будешь со мной кочегарить на паровозе. В удобном месте я замедлю ход, ты спрыгнешь — и был таков! Но это еще нужно обмозговать. — Машинист сделал несколько шагов по комнате, потом опять сел на сундук. — Иногда с нами на паровозах ездят часовые: не доверяют нашему брату. Особенно недоверчивы японцы — ни одному русскому не верят. Скажешь командиру, что к японцам прибывает подкрепление из Владивостока. Из Японии пришел какой-то пароход и привез самураев.
— А сколько этой нечисти прибыло? Полк, дивизия? Ведь меня об этом спросят.
— Пока нет сведений. Через несколько дней будут все подробности, тогда я сообщу. — Сидорыч минуту подумал и продолжал: — Да вот еще что. Передай, что отправка орудийного лафета задерживается. Он уже отремонтирован, но пока не можем его переправить. Как улучим момент, так и переправим.
На этом разговор закончили. Машинист предложил партизану лечь на кровать сына, но тот отказался и попросил постлать ему прямо на полу.
Потушив огонь, два большевика, озабоченные одной мыслью, еще долго ворочались, пока не заснули.
