— Я чинил, но она снова прохудилась. — Я промолчал, что с тех пор прошел месяц и мне было лень чинить корзину снова. Лень была праздностью, а праздность — грехом. — Расскажи мне о войне, — попросил я, чтобы сменить тему.
— Я рассказал все, что знал, за ужином.
— Почему ты вернулся домой? — спросил я.
Сэм перестал искать яйца и снова посмотрел на меня. Наконец он ответил:
— Я не могу тебе это сказать.
— Почему?
— Ты расскажешь отцу.
— Не расскажу! Клянусь, не расскажу! — Я замолчал. Умолять Сэма бесполезно.
— Знаю, что расскажешь.
— Хорошо, тогда не говори. Все равно я не верю ни единому твоему слову.
Я почти полностью выдоил Старуху Прю и начал сильнее сжимать ее соски, чтобы выдавить последние капли молока, делая вид, будто совершенно забыл, о чем шла речь.
С минуту он молчал. Потом сказал:
— Ты поклянешься, что не расскажешь?
— Ты ведь говорил, что не собираешься мне рассказывать.
— Хорошо, не буду, — ответил он.
— Ладно, клянусь, — сказал я.
— Своей честью?
— Да.
— Это не шутки, Тим.
— Я клянусь своей честью.
Он глубоко вздохнул:
— Я вернулся, чтобы забрать «Браун Бесс».
Это поразило меня даже больше, чем его заявление, что он собирался воевать. «Браун Бесс» — это ружье, которое имелось в домах у большинства жителей в Коннектикуте. Было оно коричневым и название свое получило от уменьшительного имени королевы Англии Елизаветы — ведь впервые этот тип ружей появился во время ее правления. Длина «Браун Бесс» равнялась как раз моему росту, да еще у ружья был штык длиной около двадцати дюймов. Отец повесил штык над камином. Он охотился с «Браун Бесс» на оленей, а иногда брал ее, отправляясь с другими мужчинами на поиски волка, который повадился на скотный двор. И еще отец брал с собой ружье каждую осень, когда ездил в Верпланкс, чтобы продать скотину и купить запасы для магазина. В дороге у него никогда не было неприятностей, но на его знакомых, случалось, нападали. Так что, как видите, без ружья в доме было не обойтись. Сражаться с британцами — это одно, они далеко отсюда, а вот взять ружье отца — совсем другое дело, и дело очень скверное: отец был здесь, рядом, и казался мне более реальным, чем британцы.
— Сэм, тебе нельзя этого делать, — сказал я.
— Я говорил, что это не шутки, — ответил Сэм.
Уж лучше бы мне ничего не знать.
— Ты не должен это делать, Сэм. Отец убьет тебя.
— Если у меня не будет ружья, то меня убьют красные мундиры. Кроме того, оно принадлежит семье, не так ли? У меня на него столько же прав, сколько и у всех остальных, разве нет?
