– Поконкретнее, пожалуйста!
– Что деликатность – явно не ее стихия. И она говорит то, что думает.
– Ах это! Да, контесса бывает предельно искренней, но в семье она была всеобщей любимицей, с ней обращались как с принцессой, – при том, что она была всего лишь виконтессой, – так что ее категоричность, по-моему, вполне объяснима.
– И простительна? – уточнил Брунетти.
– Помилуй бог! Нет! – тут же отозвалась его жена. – Но людей важнее понимать, нежели прощать.
Брунетти задумался. Может, вот он, ответ на вопрос, почему Фрейд заменил Иисуса Христа? Но обсуждать эту идею с Паолой он не собирался – только не сейчас, когда ему нужно было выудить больше сведений о контессе.
– Она недолюбливает коллекционеров, – сказал Брунетти.
– И правильно делает, – ответила Паола, тем не менее моментально насторожившись.
Супруги сидели на диване в ее кабинете, который теперь, при ярком солнечном свете, выглядел уютнее. За обедом они решили выпить не вино, а кофе, и теперь перед ними стояли чашки с этим напитком. Паола отпила из своей, немного поболтала кофе, чтобы растворились последние крупинки сахара, и допила его.
Вспоминая разговор с контессой Морозини-Альбани, Брунетти сказал:
– Она проводит границу между себе подобными, теми, кто понимает и любит красивые вещи, и теми, кому они нужны только для того, чтобы развесить их по стенам.
Как он ни старался смягчать выражения, его грубость была очевидна, даже для него самого.
Паола бесшумно поставила чашку на стол и повернулась к мужу.
– Если я сделаю различие между тем, как вдумчиво ты читаешь римскую историю, и тем, как ее читает журналист, который проводит параллели между двором императора Гелиогабала и текущей ситуацией в Риме, понятия не имея о том, что этот Гелиогабал собой представлял, – назовешь ли ты его иллюзорным? – Ее голос был мягким, но Брунетти отчетливо слышал нервное щелканье хвоста в кустах – как у тигрицы перед прыжком. – Или возьмем мою «иллюзорную» профессию: могу я предположить, что мое прочтение The Portrait of a Lady может быть более богато нюансами, нежели голливудский фильм? Это тоже иллюзорное различие?
Брунетти опустил глаза, какое-то время изучал кофейную гущу на дне чашки, потом поставил ее на блюдце рядом с чашкой жены.
– Думаю, это зависит от того, насколько явно ты демонстрируешь отвращение к Голливуду, – сказал он.
– Все, кто терпеть не может Голливуд, просто обязаны это демонстрировать! – Выдав эту сентенцию, Паола улыбнулась и добавила: – Контесса Морозини-Альбани – сноб, и ты это знаешь. Мы все снобы. Но у нее хотя бы есть оправдание.
