Просыпаюсь рано. По привычке закуриваю в постели папиросу. В это время в комнату без стука входит Андрей Михайлович. Лицо у него осунулось, под глазами круги от бессоницы.
— Ради бога, Степан Антонович, объясните мне, что с вами со всеми случилось. Ничего не понимаю…
— А тут и понимать нечего, — отвечаю я с иронией. — Бывает, что весь мир ополчается на человека, и только за то, что он умнее или, скажем, великодушнее других.
Если бы я вчера сказал Андрею Михайловичу эти слова, он принял бы их всерьез. И не по глупости, а от раздутого самомнения. Но сегодняшняя ночь, как видно, была для него хорошей школой.
— Нет, Степан Антонович, прошу вас, поговорим серьезно. Я ночью глаз не сомкнул. Хотел понять… Исстрадался…
— Да, я слышал, как вы шагали по комнате.
— Я ни на кого не в обиде. Не сержусь и на вас даже… — запнулся он, — за вчерашнее… потому что вижу, чувствую: что-то в моей жизни не так, в чем-то я неправ. Но в чем?
— В чем? Будем говорить без обиняков, Андрей Михайлович. Все дело в том, что вы недостаточно честны.
Андрей Михайлович смотрит на меня пораженный. Хочет протестовать, но я не даю ему опомниться.
— Да, да, недостаточно честны.
— Позвольте, но что вы понимаете под словом «честность»?
— Я не говорю, что вы кого-то обокрали. Но вы всю жизнь обманываете и себя и других. И все это из-за вашего эгоизма. Возьмем, если уж на то пошло, ваше отношение к жене. Вам, наверно, кажется, что вы ее даже любите. Но вы хоть раз задумались над тем, что происходит в ее душе, чем она живет? Что дали вы ей за все время вашей совместной жизни? Ровно ничего. И все это потому, что по-настоящему вы любите только себя. Так у вас и в работе получается. И в работе у вас самолюбие и эгоизм на первом плане. Вы хотите получить от жизни все и не дать взамен ничего. А жизнь не прощает. Она мстит.
— Мне кажется, — говорит Андрей Михайлович после некоторого раздумья, — что я увяз в каком-то болоте. Не знаю, как из него выбраться.
— Если вас действительно тянет на сухой берег, то найдутся люди, которые протянут вам руку, Андрей Михайлович.
— Протянут руку… Так, значит, Андрею Михайловичу уже нужна чужая помощь?..
— Нужна, — говорю я сухо, — если он хочет выбраться из болота.
— Трудно мне, Степан Антонович.
Андрей Михайлович тяжело поднимается со стула:
— Пора итти в школу.
Я начинаю быстро одеваться.
Уже поздно, но я никак не могу расстаться с Ивановым.
— Да, пойманный с поличным, он был вынужден сознаться в своих преступлениях. Все рассказал, — говорит Иванов.
