Приехали во Флорены, и машина остановилась возле школы. Военные, не дожидаясь приглашения, вошли прямо к нему в дом. Там они застали Саеджиу, который разговаривал с Марией Ауреловной. Один из военных вынул ордер на арест. Они увели с собой Саеджиу и сразу уехали.
— Прямо как в сказке. Поверьте мне, Степан Антонович, что я тут ни сном, ни духом…
— Но, к сожалению, все это не сказка, а быль, Андрей Михайлович. Если бы Саеджиу был честным человеком, его бы не взяли.
— Да, и я так думаю… — рассеянно отвечает Андрей Михайлович. Его мысли, очевидно, заняты другим. — По правде говоря, я очень рад. Только, между — нами… Я убедился, что Мария и в самом деле к нему неравнодушна. Да, да… Вы бы видели, какую истерику она закатила, когда его увели. Температура, слезы… А я, дурак, ничего не видел.
Какой он все-таки мерзкий человек! Я не в состоянии его больше слушать. Пойду лучше посмотрю, как. себя чувствует Мария Ауреловна.
Когда я вхожу в комнату, Мария Ауреловна поднимает голову с подушки. Я подхожу к ней и крепко, жму ей руку. Она отвечает мне слабым пожатием, а затем поворачивается лицом к стене и беззвучно плачет.
— Опять истерика! — с циничной усмешкой произносит ее муж.
Как он отвратителен!
— Знаете что, Андрей Михайлович, — говорю я ему. — Мария Ауреловна нуждается в покое. Я пойду, а вы тоже старайтесь поменьше ее тревожить.
— Извините меня, Степан Антонович, — говорит Мария Ауреловна.
Андрей Михайлович выходит со мной в коридор.
— Вот, вы видите сами, — для пущей убедительности он держит меня за рукав, — моя жена испорченная женщина.
Его жена, Мария Ауреловна, испорченная женщина! И как равнодушно он это говорит, будто речь идет о карандаше, который сломался! На окне стоит лампа с прикрученным фитилем. Я вглядываюсь при ее слабом свете в сытое, самодовольное лицо директора и, помимо воли, у меня вырываются слова:
— Уходите отсюда, а не то я влеплю вам здоровенную пощечину!
Его лицо выражает полное недоумение, которое тут же сменяется яростью. Я быстро захожу в свою комнату и захлопываю за собой дверь.
Затем долго стою у открытого окна и смотрю в ночную темень. Вокруг тишина. Доносится аромат полевых цветов. Я очень устал. Хочется забыть о переживаниях последних дней. Только ты одна, Аника, любовь моя, желанный гость в моем сердце. Если бы не было так поздно, я бы пошел к тебе. Ты бы вселила покой в мою душу. Хоть бы на минуту заглянуть сейчас в твои ясные глаза!
За стеной кто-то нервно шагает взад-вперед по комнате. Это ты, Андрей Михайлович. Все обижают тебя, беднягу. Обнаглели. Ты так, конечно, толкуешь происшедшее. Влюбленный в себя, только себя и замечаешь. Но все-таки неспокойно сейчас у тебя на сердце. Думай, думай, братец, а я спать лягу.
