— Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей, торжественно обещаю быть верным заветам Ленина, твердо стоять за дело нашей Коммунистической партии, за победу коммунизма. Обещаю жить и учиться так, чтобы стать достойным гражданином своей Советской Родины.
Михаил Яковлевич поднимает правую руку в салюте:
— Пионер! К борьбе за дело Ленина-Сталина будь готов!
— Всегда готов! — торжественно отвечает Санду.
Горця повязывает ему на шею красный галстук.
Мальчики снова садятся рядом за парту. Санда Богдановна сидит позади них. Она протягивает руку и гладит Санду по голове. На глазах у нее слезы.
А мне всегда казалось, что эта женщина черства по природе.
Некоторое время Саеджиу что-то совсем не видно, словно его нет в селе. Он знает только одно: контору колхоза. Работает много и сосредоточенно. Даже к Андрею Михайловичу не заходит. А мне бы хотелось с ним встретиться. Посмотреть ему в глаза. Ты мне подозрителен, дорогой Саеджиу, не верю я тебе.
Как-то вечером я снова слышу за стеной голос Саеджиу. Пришел-таки! Я к Андрею Михайловичу в гости не приглашен, но к доброму соседу можно и без приглашения заглянуть.
— А, Степан Антонович! Ура! — Саеджиу выскакивает из-за столика, где играл с Андреем Михайловичем в шахматы. Он бежит мне навстречу и жмет обе руки, долго не выпуская их.
— Счастлив видеть вас, Степан Антонович! Хотите сыграть партию? Уступаю вам Андрея Михайловича!
— Играйте, играйте, благодарю! Я посижу с Марией Ауреловной.
— Можно и так, — говорит Саеджиу тем же нарочито веселым тоном. — Одно только условие — не слишком-то ухаживайте за Марией Ауреловной! Иначе нам с вами придется драться на дуэли.
— Дуэль! Превосходно! Приложу все старания, чтобы она состоялась, — отвечаю я.
Андрей Михайлович тоже хорошо расположен.
— Что ж, деритесь, — смеется он, — я избавлюсь тогда сразу от двух соперников. Как тебе нравится эта идея, Мария?
— Мне кажется, что Марии Ауреловне ни до кого из нас дела нет, — улыбаясь, опережает Саеджиу ответ хозяйки.
Мария Ауреловна сидит на стуле около печки. Одной рукой она укачивает ребенка в коляске. В другой — держит открытую книгу. Шутки мужа и его гостя, видно, не особенно развлекают ее, но вежливости ради она старается улыбаться. Мария Ауреловна указывает мне глазами на кресло рядом с собой:
— Прошу, Степан Антонович! Только говорите потише, чтобы Ленуца не проснулась.
Смотрю на обложку книги в ее руке — «Педагогическая поэма».
