В один прекрасный вечер Рая, мирно принёсшая банку молока для Жанниных зверят, застала подругу за сбором вещей. Сытая Кабирия уютно спала в своём террариуме. Морская свинка, быстро и смешно шевеля всей мордочкой, уплетала капустный лист. И только встревоженные болонки суетливо вились меж ног хозяйки, мешая и раздражая.
Поняв, что уговаривать человека в состоянии невменяемости бесполезно, Рая попыталась спасти хотя бы этих невинных бессловесных созданий, которым вдруг, по велению судьбы, по прихоти хозяйки пришлось бы стать самой дешёвой разменной монетой в жестоких играх истории.
– Никуда ты их не повезёшь! – яростно отрезала всегда мягкая, уступчивая Рая. – Они же как дети малые! Заболеют, погибнут. Им-то за что помирать?.. И сама ещё вернёшься… Вот увидишь…
Последние две фразы она сказала тихо, почти не веря в свои же слова.
– Нет. Не вернусь. Мать у меня там. Дом у меня там… – талдычила Жанна, скидывая в сумку тряпки. Потом подняла на Раю невидящий взгляд и провозгласила: – Родина у меня там!
– Родина везде, где любят и ждут! – беспомощно повторила Рая услышанную где-то, от кого-то сусальную фразу.
– А кто меня здесь любит? Бабы ваши деревенские? Да они мне вслед плюют, когда я по улице иду. И что я тут забыла?! Кто я тут?
– А там? Ждут там тебя?! – словно желая защититься, Рая схватила одну из болонок на руки, но собачка нервничала, вырывалась и в результате укусила её за палец.
Пришлось искать бинт, пластырь. Среди разгрома, конечно, ничего не нашлось. Палец замотали обрывком тряпки. Но обе женщины будто очнулись, сели устало рядом на тахту и молчали.
Жанна потёрла лицо руками, взбодрилась и успокоилась. Сказала уже трезво:
– Надо ещё справки на животных. Разрешения на вывоз. А то таможня не пропустит… Особенно питона.
– Вот видишь, – ухватилась Рая за разумные доводы. – Что я, не прокормлю их? Поедешь, осмотришься, устроишься. Через годик за ними приедешь. А то брала бы мать да и везла бы сюда.
Жанна склонилась над плотно набитой спортивной сумкой и медленно застегнула молнию.
– Ей семьдесят шесть. Она с места не сдвинется. А я без своих артистов не поеду. Я без них ничто.
Она коротенько присвистнула, плавно взмахнула рукой. Болонки, оживившись, вмиг повеселев, встали на задние лапки и закружились, как две пушистые юлы. Они старательно тянули мордочки вверх, повизгивали звонко, подобострастно заглядывая в глаза хозяйке, ожидая похвалы, угощения, аплодисментов. И так неуместен, так мучителен в своей чистоте и беззащитности был этот собачий вальс среди убогости и разорённости полутёмной комнаты, на краю полной неизвестности, что Рая зарыдала, едва слышно повторяя:
