Молчание затягивалось, и Ксеон сообразил, что должен что-то сказать. Девушка спокойно стояла в двух шагах от него, немного бледная, но вместе с тем невероятно милая в пушистой шубке, с прической из кос. Выпущенные темные локоны обрамляли чистое личико, и взгляд из-под ресниц казался мягким, бархатным.
Ксеон поймал себя на том, что ему хочется прикоснуться к бледной фарфоровой щеке, провести подушечками пальцев по тонким, но густым дугам бровей, ощутить прикосновение шелка темных волос…
«А у Аламара губа не дура, — подумал он, — и плевать на чистоту крови и генеалогическое древо, когда в твоей постели такая куколка. Темнейший! Вот что значит, приодеть женщину. Была замарашка, стала леди. А без одежды наверняка еще лучше».
Взгляд помимо воли скользнул ниже, к небольшой груди Дани, затем ниже, к тонкой талии. Из-под расстегнутой шубки виден блестящий шелковый поясок, под грудью завязанный небрежным бантиком. Интересно, какая она там, под тряпками? Нежная и гладкая? Или наоборот, костлявая? А кожа? Такая же фарфоровая?
— Я не ожидал тебя увидеть, Дани, — наконец выдавил Ксеон, — я полагал, что…
— Что я умерла? — выдохнула она, — нет, ваше… величество. Всеблагий милостив ко мне.
— Нет-нет, ты не должна была умереть, — быстро соврал он, — но ты… жена верховного инквизитора… это выглядит более, чем странно, тебе не кажется?
— Я не навязывалась в жены мастеру Нирсу, — с достоинством ответила Дани, — это было его, и только его решение.
— Но он мертв, к моему глубочайшему сожалению, — сказал Ксеон.
Он внимательно наблюдал за своей Белочкой. Сам не знал, что ищет в ее лице — сомнение ли, неприязнь ли к Аламару, растерянность?
Ничего. Ее лицо было спокойно, как гладь озера в безветренную погоду. Что она там успела сказать Эльвину, когда он только поворачивался к ним? Он обязательно узнает, чуть позже.
— Да, мертв, — эхом повторила она, безмятежно глядя куда-то сквозь окно, Ксеону за спину.
Он заставил себя встряхнуться, энергично потер ладони. Мерзли пальцы, кисти рук, и это раздражало. Как будто в теле не хватает тепла, чтобы противостоять сырости и холоду…
Впрочем, все это мелочи, он согреется во вдорце. Главное, что Эльвин привел жену Аламара, это еще один козырь в рукаве, чтобы окончательно добить противника. Теперь бы не спугнуть ее. Белочки, они ведь пугливые…
И в то же время… Он ведь помнил, как она шепнула — люблю. Еще никто и никогда не говорил Ксеону ничего подобного, и эти слова почему-то выделяли замарашку из длинной череды роскошных и холодных, словно мраморные статуи, дворцовых шлюх.
