Сливовое дерево | страница 32
— Если ты не работаешь в их доме, это не значит, что ты не можешь видеться с ним! — воскликнула Мария. — Влюбленного человека ничто не остановит!
— Нацисты любого могут остановить.
— О чем ты?
— Mutti не рассказала тебе о новом законе, да? — спросила Кристина. — О том, который запрещает нам с Исааком быть вместе, потому что он еврей?
Мария вытаращила глаза и раскрыла рот.
— Oh nein! — воскликнула она, колотя кулаками по коленям. — Как такое возможно? Scheisse[26], кем эти дерьмоголовые себя возомнили?
Несмотря на тоску в сердце, с губ Кристины сорвался дурацкий смешок. Это было все равно что услышать бранные слова от бабушки. Мария никогда не сквернословила. Она старалась во всем быть доброй христианкой, исправно посещала церковь и напоминала всем членам семьи прочитать перед сном молитву. Отца она всегда журила за крепкие выражения.
— Что смешного? — удивилась Мария.
— Извини, — сказала Кристина, — меня просто позабавило, как ты ругаешь нацистов…
— А разве я не права, что у них головы дерьмом набиты?
— Как бы не хуже, — согласилась Кристина. — Только будь осторожна. Не вздумай говорить ничего такого другим людям.
— Я знаю, — заверила Мария и обняла сестру. — Просто все это сводит меня с ума! Я ничего не понимаю!
— Я тоже, — вздохнула Кристина.
Мария слегка покачивала старшую сестру в своих объятиях, и Кристина уже не в первый раз подумала, какой нежной матерью однажды станет Мария. Нет сомнений, в своих детях она души не будет чаять. Мария всегда объятиями встречала отца с работы, целовала синяки и шишки младших братьев. Она была самым любвеобильным человеком в окружении Кристины и не стеснялась проявлять свои чувства. Но теперь объятия были единственным утешением, которое сестра могла предложить Кристине. Как и все остальные, Мария не находила слов, когда речь шла об уму непостижимых действиях нацистов.
— Не волнуйся, — проговорила Мария. — Это не может продолжаться долго. Такого просто не бывает. К тому же любовь преодолевает все препятствия, ведь правда?
Глава четвертая
Вечером, в десять сорок пять, Кристина с замиранием сердца открыла дверь своей комнаты и прислушалась. В руке она сжимала талисман Исаака. Поначалу ей показалось, что в доме тихо и родные крепко спят в своих постелях, но вдруг внутри у нее все оборвалось. В гостиной работало радио — яростный жестяной голос пронзал безмолвие ночи. Впервые на памяти Кристины родители бодрствовали после десяти часов.
Два часа назад она спускалась, чтобы пожелать родным спокойной ночи, и была уверена, что все собираются ложиться. Ее удивило, что отец с матерью сидят в гостиной вместе с бабушкой и дедушкой —