— Не получится, — охладил его Захар. — Ты забыл, что у нас, всех смертных, завтра обычный рабочий день.
А про себя подумал: «Тебе не я и не компашка нужны, а Березовский, чтобы свои интересы извлечь…»
Тамара тем временем сидела перед зеркалом, не проявляя к разговору мужчин ни малейшего интереса. Над ней «колдовали» гример и парикмахер.
Вспыхнула красная лампочка.
— Пошли, рыбак, — сказала она Грунину, поднимаясь и привычно охорашивая руками белоснежную пачку.
— Идем, о лебедь моя! — патетически произнес Тимофей.
Он галантно распахнул перед Тамарой дверь и, невинно улыбаясь, легонько подшлепнул ее, — мол, скорее…
Захар едва не вскипел от такой фамильярности, но потом решил, что в этом непонятном для него мире балета, видимо, существуют свои условности и вольности, которые ему, как человеку со стороны, кажутся фривольными, непонятными.
Тем не менее настроение у Захара было напрочь испорчено. В ложу бенуара, где было его место, идти не хотелось. И Захар спустился в буфет. Взяв бутылку сухого вина, он до конца спектакля просидел в одиночестве.
Домой они вернулись поздно. Тамара казалась необычно возбужденной. Она будто порывалась что-то сказать мужу, но делала над собой усилие, чтобы молчать. Ледорубов, сдержанный по натуре, не любил приставать с расспросами. Он сидел в кресле, перелистывая журнал.
Тамара расчесывала перед зеркалом свои черные вьющиеся волосы.
— Ты знаешь, — сказала она как бы между прочим, — кажется, я готова осчастливить тебя…
— Это чем же? — Захар оторвал взгляд от журнала.
— Не чем, а кем… — Тамара продолжала водить по волосам большим костяным гребнем, морщась и потряхивая головой, точно стараясь освободиться от чего-то, тяготившего ее.
Журнал выпал из рук Захара.
— И ты говоришь об этом так спокойно? — Опомнившись, Захар возбужденно вскочил, бросился к жене. — Лапушка моя, дай я тебя расцелую! — Он схватил Тамару на руки и закружил ее по комнате, пританцовывая и бурно хохоча.
Она вырвалась и, подобрав с пола оброненный гребень, сказала:
— Для меня в этом радости мало. А ты подумал, что я должна теперь перечеркнуть все свои планы, по крайней мере, на два года?.. А Жизель, которую сплю и вижу?..
Захар осторожно, испытывая прилив необычайной нежности, обнял жену.
— Я понимаю тебя, — растроганно заговорил он, — это нелегко. Но ты не представляешь, сколько радости и тебе и мне доставит малыш. Это же целый мир, наша вторая жизнь… А потом и внуки пойдут…
— Выпей воды, — усмехнулась Тамара, — и ложись-ка спать, дедушка.
