Дело не кончилось арестом нашей депутации, состоявшей из восьми женщин. Посылая одну депутацию за другой, каждую в составе 12 лиц, суфражистки пробивались вперед в тщетных усилиях добраться до Палаты Общин. Несмотря на сочувствие толпившегося народа, посильно помогавшего женщинам, их рассеивала полиция, и многие подверглись аресту. К девяти часам Парламентский Сквер был очищен многочисленным отрядом конной полиции, оттеснившей народ в улицу Виктории и за Вестминстерский мост. Некоторое время все было тихо, но скоро маленькие группы женщин, семь-восемь сразу, стали таинственно появляться неизвестно откуда, ловко прорываясь к Палате Общин. Этот необычный прием обескуражил полицию, которая не могла объяснить себе, откуда они появляются. Теперь, когда это стало достоянием прошлого, я могу сказать, что ЖСПС снял в окрестности до 30 помещений, в которых эти женщины и ждали того момента, когда им надлежало двинуться в путь. Это служило наглядным доказательством изобретательности женщин в борьбе с физической силой мужчин, но вместе с тем имело и другое значение. Диверсия эта отвлекла внимание полиции от другой демонстрации, в это время устраиваемой. Другие суфражистки отправились к зданиям различных министерств: морского, внутренних дел и других и засвидетельствовали свое презрение правительству за его отказ принять депутацию битьем стекол в этих зданиях, как это освящено издревле обычаем.
В этот вечер было арестовано 108 женщин, но вместо того, чтобы признать эти аресты и судебное разбирательство, ЖСПС объявил о своей готовности доказать, что правительство, а не арестованные женщины, нарушили закон. Мое и мистрисс Хеверфелд дело было избрано для установления принципиальной точки зрения по отношению ко всем аналогичным делам. Защиту взял на себя лорд Роберт Сесил. Мистер Маскетт, фигурировавший в качестве обвинителя, пытался доказать, что мы направлялись к Палате Общин не с целью представить петицию; но легко было доказать, что это совершенно необоснованное утверждение. Заявление главы депутации, официальные статьи в нашей газете «Право голоса женщинам» и письма, отправленные Асквиту, не говоря уже о неоспоримом факте, что каждая участница депутации держала в руке экземпляр нашей петиции, достаточно характеризовали цель нашего шествия. В прениях во всей широте был поставлен вопрос о праве граждан на представление петиций. Сперва говорил мистер Маскетт, после него наши защитники, мистер Хенли и лорд Роберт Сесил. После них говорила я, описав события 29 июня. Я заявила судье, что, если он решит, что мы, а не правительство, виновны в нарушении закона, мы откажемся дать за себя поручительство, и все предпочтем отправиться в тюрьму. И в этом случае мы не допустим обращения с нами, как с уголовными преступниками. «Нас ныне 108 человек на скамье подсудимых, – сказала я, указав на скамьи, где сидели мои сообвиняемые, – и подобно тому, как мы считали своим долгом не обращать внимания на требования полиции на улице, так и попав в тюрьму в качестве политических преступниц, мы употребим все усилия, чтобы вновь установить в двадцатом столетии то обращение с политическими заключенными, какое признавалось естественным и законным по отношению к Уильяму Коббету и другим политическим преступникам его времени».
