По возвращении с Женевского конгресса в 1877 г. мы нашли Гаррисона в сборах к отъезду в Америку. Этот приезд его в Англию был последним. Он должен был сесть на пароход в Ливерпуле, где мы тогда жили. Мы устроили у себя прощальный вечер, во время которого Гаррисону был поднесен адрес с большим числом подписей. Этот вечер никогда не изгладится из моей памяти. Когда Гаррисон вошел к нам в дом, то остановился у дверей, где мы с мужем ждали его, чтобы приветствовать, и сказал: «Мир дому сему и всем обитателям его». Это было сказано совершенно просто и служило лишь естественным выражением его чувств; в тоне его не было и тени покровительства или благосклонной снисходительности, речь его и манера держать себя носили отпечаток полнейшей непринужденности. Язык Св. Писания был ему настолько обычен, что, говоря о великой борьбе за справедливость, он постоянно прибегал к нему как наиболее верно выражавшему его мысль.
Надо заметить, что в крупных конфликтах в области нравственности люди различных убеждений и вероисповеданий охотно употребляют слова пророков Ветхого Завета и самого Иисуса Христа; они инстинктивно чувствуют, что это самый подходящий способ выражения для глубоких движений человеческого сердца в той жестокой борьбе, которая возникает между добром и злом.
Во время этого посещения Гаррисона мы все были поражены его крайней чувствительностью. В нем не было ничего грубого, что обыкновенно бывает у сильных борцов, отдающих все свои силы на то, чтобы сломить и уничтожить зло. Самая внешность его отличалась удивительной нежностью. Он принадлежал, по-видимому, к натурам чувствительным и отзывчивым. Гаррисон несколько волновался при мысли, что ему надо обратиться с речью к собравшимся у нас в доме друзьям, и рука его дрожала, когда он принимал поднесенный ему адрес. А между тем это был человек, который годы и годы выдерживал яростные нападки и ненависть толпы. Однажды его схватили, таскали с веревкой на шее по улицам Бостона, толкали, били, осыпали ругательствами и проклятьями, на него со всех сторон сыпались угрозы, а он шёл покойно навстречу опасности. Во время этой ужасной сцены его молодая жена, одушевленная теми же стремлениями, что и он, стояла у окна и кричала, обращаясь к толпе: «Мой муж никогда не откажется от своих принципов, никогда!»
Господу угодно выбирать иногда орудиями борьбы людей нежных и чувствительных, порою даже слабых до того, что с ними делается нервная дрожь при встрече с грубой силой, но они всегда стойки в своей решимости не уступать врагу; между тем люди эти доступны самым нежным человеческим чувствам. Они тверды, как сталь, и верны до конца, несмотря на все преследования и испытания.
