Абстрактный человек | страница 89
Жизнь — чудовище.
Жизнь страшна.
Тронете тайну, и жить вам будет незачем.
Теперь Майков кое-что уже и понял.
Чуточку.
Понял, и что-то холодное, тяжелое повернулось в его груди.
Предчувствие.
КНИГА ВТОРАЯ
Глава первая
Сложность задачи изложения пути Владимира Глебовича заключается в том, что жизнь Майкова шла очень прерывисто. Одна полоса в ней сменяла другую полосу, одно событие — другое событие так быстро, так непоследовательно, что можно лишь руками развести в ответ на эти прихоти судьбы. Но сейчас, рассматривая жизнь моего героя в ее целости, я вижу, что ее непоследовательность и прерывистость были кажущимися и что, несмотря на то, что полосы его жизни были крайне противоречивы, все же все они были объединены некоторой единой поразительной целью, которую Майков осознал после всех своих исканий и к пониманию которой его, кстати, невольно подтолкнули эксперименты Болдина и Иванова. Кстати. О них и об эксперименте. Эксперимент замер.
Хорошо известно, что у Иванова были оригинальные теории. Хорошо теперь уже известно, что эти теории, возможно, в какой-то степени подвигали Майкова к его открытиям, хотя сами по себе ни к черту не годились.
Хорошо известно также и то, что в определенный момент эксперимент Иванова подстерегал полный крах. Дойдя до абстрактных видений и образов, которые составляли существенную часть жизни Майкова, Иванов, как усердный научный школяр, запечатлел эти образы на множестве пленок и диаграмм, обобщил, развил, рассмотрел повнимательнее, и все…
Что же они значили, он так и не смог сказать.
И никто этого не смог бы сказать, кроме одного человека — Владимира Глебовича Майкова. Потому что, к счастью, никому еще, даже самому изощренному специалисту, не дано залезть в чужую душу, потому что никто, кроме этого человека, не может истолковать движения этой души. Потому что, наконец, события вывернулись из управления Болдина и Иванова и пошли по своему пути, и эти два моих героя стали принимать в них участие очень косвенное и превратились в полных наблюдателей.
Хотя…
Хотя они всеми силами старались перехватить инициативу, но это было выше всех их сил.
Иными словами, Майков, втянутый в эксперименты, с этого момента пошел своим путем и продолжил их, сам того не подозревая.
За ним лишь наблюдали.
Тщательно.
Делали что могли.
Способствовали.
Чему, правда, не понимали.
Уж очень диковинные развернулись события.
И развернулись-то где.
Страшно сказать.
В основном, в майковском Я.