Хочу заметить, что образ этих двух взаимопоглощающих шаров отныне будет довольно часто преследовать Владимира Глебовича в самых различных случаях его жизни, в самых различных ситуациях. Он — один из тех вечных майковских образов, о которых говорилось сравнительно недавно и между которыми пролегла жизнь нашего героя. Это образ нового мира, который померещился Владимиру Глебовичу при переходе в новое жизненное состояние. Его сознание тут сделало как бы скачок, вышло на новую ступень и отразило новый, до этого неведомый ему уровень мироздания.
Вмиг Майков понял это остро, до боли. А поняв, почувствовал себя совершенно одиноким перед надвигающимися в нем переменами.
В особнячке они углубились в еще абсолютно не знакомые ему коридоры. И пошли петлять по ним. Майков все это время поражался, как такие просторы могут спрятаться под крышей такого крохотного зданьица. И хотя это казалось совершенно невозможным, но просторы-то прятались.
Наконец замелькали странные для глаза непосвященного надписи: «Кладовая», «Выдача белья», «Обмывочная», «Душевая» и вдруг — «Морг». Каждая надпись была понятна Владимиру Глебовичу, лишь неясна для него была разница между обмывочной и душевой, да он и не очень почему-то старался выяснить эту разницу. Что-то останавливало его от задавания лишних вопросов. Показалась грязновато-желтоватая дверь. Иванов открыл ее, и они оказались в очередном, самом просторном среди всех коридоре.
По коридору бродили люди.
Женщины и мужчины.
Некоторые из них прихрамывали.
Другие волочили ногу, третьи передвигались немного удивительно: как-то боком, словно раки или крабы. Две худенькие женщины вели третью под руки. Какой-то пожилой и чрезмерно полный человек стоял у стены в длинной белой ночной рубашке, такой, какой сейчас уже нигде и не увидишь.
У этих людей было нечто общее — в выражении лица, глаз, улыбках. Это общее соединяло их, роднило и одновременно отделяло от Майкова. Тонкая, невидимая грань пролегла между ними и им. Что-то страшное было в этой грани, в этих лицах и в этом коридоре с желтыми неопрятными дверьми. Тонкий аромат лекарств сочился отовсюду.
Чувство тоски, разбитости и безнадежности, откуда ни возьмись, налетело на Владимира Глебовича. Он сник, опустил голову и, ничего не говоря, послушно шел за Ивановым, как овца на привязи. Если бы он увидел тут, за поворотом коридора, груду костей и черепов, то ничуть не удивился — такое уничтожающее впечатление оставил по себе обычный коридор, наполненный объединенными чем-то своим, сокровенным людьми.
