Пережив всех друзей, понятый современниками – как поздний Мандельштам – на ничтожно малую долю своих смыслов, он жалел об одном:
Мне уже героем не стать. Если только как этот, который храм сжег, Герострат, сжечь Кремль, что ли. Да тоже неохота. Там хотя бы храм был, а это что, сборище каких-то домов. Нет, героем уже никак не стать.
Фактический кинодебют Табакова («Тугой узел», Михаил Швейцер, 1956) – тут опять без пафоса не обойтись – уже был чем-то космически большим, чем просто громким дебютом. Сашка – сын сгоревшего на работе секретаря райкома и антагонист отцовского преемника, жестокого демагога – самый первый, образцовый герой оттепели. Критика через губу говорила о «безыскусности», «инфантильной взрослости» и «срывающейся мальчишеской принципиальности». Но это были не недостатки дебютанта, а качества, которых время требовало от своего героя. Резонанс психофизики актера социальному запросу едва не стал роковым: от «Людей на мосту» (Александр Зархи, 1959) до «Строится мост» (Гавриил Егиазаров, Олег Ефремов, 1965) Табаков тиражировал своего Сашку. Рубил отцовской шашкой мещанский гарнитур («Шумный день», Георгий Натансон, Анатолий Эфрос, 1960), вещал («Молодо-зелено», Константин Воинов, 1962): «Я не желаю жить под одной крышей с человеком, который не работает, но ест».
На Табакова примеряли совсем не шедшие ему маски – не только Николеньки Ростова («Война и мир», Сергей Бондарчук, 1965–1967), но и большевиков Бухарина («Штрихи к портрету В. И. Ленина», Леонид Пчелкин, 1967) и Усиевича («Сердце России», Вера Строева, 1970). Но единственной его удачной встречей с революцией осталась роль Искремаса, местечкового «Мейерхольда» («Гори, гори, моя звезда», Александр Митта, 1969). В «Достоянии республики» (Владимир Бычков, 1971) оборотистый сыскарь Макар Овчинников уже передоверил романтику обреченному на гибель фехтовальщику Андрея Миронова. Романтика – это вообще не про Табакова, к началу 1970-х нашедшего в кинематографе свое и только свое амплуа, бросавшее вызов и русской, и советской традиции, в согласии с которой герой должен пребывать в тревогах, борениях и невзгодах. Суть этого амплуа – «жизнь удалась».
Герой Табакова – человек в абсолютном ладу с самим собой. Нет, не конформист: тот приспосабливается к миру, а этот приспосабливает мир под себя. Сибарит-тиран (лишь абсолютная власть гарантирует абсолютный комфорт) или – не по злобе, а по необходимости, сибарит-палач. А так – милейший человек. Можно лишь возблагодарить небеса за то, что Обломову в фильме Никиты Михалкова (1979) слишком уютно на милом диване. Восстань он с него – миру мало бы не показалось.
