За давностью лет дед многие приметы забыл, но главное он твердо знал, что карабины закопаны на полпути между землянкой углежогов и сосной с раздвоенной макушкой. Двадцать шагов от землянки на летний полдень.
Я дождался весны (деда к тому времени похоронили), уволился с работы и в середине мая приехал в Нежму.
Мне повезло, углежога (смолокурня) в окрестностях Нежмы оказалась всего одна, старожилы о ней хорошо помнили. О месте, где она находилась, существовала даже какая-то легенда. И оружие я нашел быстро. Сосны, о которой упоминал дед, не было. Помог ориентир — двадцать шагов на июньский полдень. Я осмотрел несколько карабинов из верхнего ящика, они были точно как вчера сработанные.
Все было удачей. Но важно было вывезти их. Если бы происходило в Бийске — никаких проблем. И автобусом, и поездом, и теплоходом можно. А тут? Аэрофлот отпадает, на пассажирском судне большой груз покажется подозрительным. Без помощи катерников не обойтись. Я решил не торопиться, устроиться на работу, оглядеться. Так жил и работал здесь, пока месяц назад не познакомился с Муллом. Об остальном вам хорошо известно.
Отчетливо сознаю, что попытка вывезти карабины была незаконной, о чем глубоко сожалею.
Прошу считать это мое объяснение чистосердечным признанием и раскаяньем в случившемся.
Сергей Лагунов».
— Да, как пишет стервец. Можно принять за чистосердечное. Душа нараспашку. Осознал, да и только, — сказал Звонарев, ознакомившись с «Объяснением». — По принципу: неполная правда — уже не ложь. Ни слова о выезде по телеграмме.
— К объяснению приколол записку. Требует, чтобы ему предъявили санкцию на арест и выражает желание встретиться не раньше пятнадцати часов. Устал, перенервничал, нужно отдохнуть, — сказал Шатохин.
— Требует, — покачал головой майор. — Мулл, как ты знаешь, сказал, что помогал из дружеских побуждений, никакой корысти. Чисто ангелы. А вот ознакомься, что с Алтая по телетайпу отстукали, — Звонарев протянул папку оперуполномоченному. — Ознакомься и вызывай этого «карабинера» на допрос. Я подойду позднее, в райком вызывают.
Лагунова привели около часу дня. Вид у него был невыспавшийся, хмурый.
— Я просил...— недовольно начал он.
— Здороваться нужно, когда входите, — сухо заметил Шатохин. — Объяснительную вашу я прочитал. Толково написано. Но впечатления полной искренности не производит.
— Я все написал. Может быть, сжато, но все. Ничего не утаил, — выговаривая каждое слово, сказал Лагунов. — Согласитесь, не в мою пользу, что дед мой служил в белогвардейцах. Я мог бы придумать другое, однако не стал. Сознаваться, так до конца. А вы не верите.
