Сто императорских карабинов - Валерий Иванович Привалихин

Отцу посвящаю

Природа заторопилась этой осенью с увяданием: было начало сентября, а листья на деревьях уже сплошь желтые. Они еще цепко держались за ветки; округлые кроны берез красиво пышнели в их наряде, однако мало-помалу листья опадали под несильными ветровыми всплесками, пестро выстилали высохшую при устоявшихся погожих днях землю.

Накатанная колея проселка, бежавшая сначала среди одиночных полевых деревьев, нырнула в янтарный лиственный лес. «Уазик» аккуратно, точь-в-точь повторил изгиб дороги, и машина поплыла между стволов, под нависающими ветками.

— Для маскировки лучше места не придумаешь, — сказал сидевший за рулем сержант Гнездилов.

Углубленный в свои мысли, Шатохин не сразу понял, о чем это сержант.

— Для маскировки? — переспросил. Тут же сообразил: ну конечно, милицейский «уазик» — в тон увядающей листве. Он живо представил, как это выглядит: мчащийся по лесу в пронзительно желтом убранстве желтый «уазик». А что, зрелище эффектное.

— Остановимся, товарищ старший лейтенант, — попросил Гнездилов. — Тут шагах в трехстах, — он отнял от руля руку, махнул вправо, — старые вырубки. Опенков — видимо-невидимо.

Шатохин заметил: на коленях у сержанта появился полиэтиленовый мешок; сквозь пленку тускло посвечивает закругленный носик столового ножа. Улыбнулся: сержант заранее предвкушал удовольствие от грибного сбора, попробуй — откажи.

— Имеем полное право, товарищ старший лейтенант, — продолжал упрашивать Гнездилов. — Начало второго, обеденный перерыв. До райотдела доберемся, все равно на обед время положено. А мы его на грибы потратим, а?

— Давай, — согласился-разрешил Шатохин.

Гнездилов мигом вырулил с колеи, на радостях тормознул перед кустом шиповника так резко, что Шатохин чуть было не стукнулся лбом о ветровое стекло. Лежавшие в машине лодочные моторы от внезапного толчка глухо звякнули.

— Легче. «Вихри» побьешь. Взяли целыми, лом привезем, — недовольно сказал Шатохин.