Так вот. Не требовалось семи пядей во лбу, чтобы раскусить причину, по которой мои брат с невесткой накануне игнорировали телефонные звонки – это выяснилось уже в 7:45 следующего утра, когда мы с братом свернули на автопарковку во дворе его медклиники. Поскольку по времени Западного побережья было ещё только 4:45, то я, конечно же, ещё дремал, и даже от самой мысли, чтобы в такое время проснуться, у меня начинала раскалываться башка, не говоря уже о том, чтобы и в самом деле пережить это. Пейзаж заиндевелыми окнами был мрачен – в воздухе висела какая-то морозная дымка цвета лимонного мороженного. На деревьях, как я видел, листва за ночь не отросла, а бордюры тротуаров были сплошь укрыты слоем ледяной грязи.
По пути в город мы с братом, конечно, перекинулись парой-тройкой фраз, не более того, принимая во внимание то, как мне было паршиво. Перед нашим отъездом Дениз налила мне кофейку, чуть ли не единственное, что я смог бы в себя затолкать в такую рань, а вот Филип сожрал огромную миску пшеничных отрубей и семечек со снятым молоком, ну а племяши, снова засмущавшись меня, молча черпали ложками свои каши «Лаки-чармс» и «Фростед-флейкс». Очнулся я от сна лишь в тот миг, когда покрышки ударились о край бетонной площадки, отделяющей частную территорию парковки от общественной зоны улицы, которая оказалась наводненной народом – плотной темной массой плеч с шапками и пылающих лиц, дружно скандирующих что-то и напирающих на нас. Сначала я даже не понял, что здесь творится –подумал, что перенёсся в какой-то фильм ужасов, вроде «Вечеринка оживших трупов» или «Зомби на параде». Их лица с запавшими глазами и огнедышащими оскаленными ртами, лаяли на нас. – Живодёры! – скандировали они. – Фашисты! Убийцы младенцев!
С трудом пробившись через плотную толпу, как если бы мы ехали по узенькой тропинке в густой чаще леса, мы медленно пересекли тротуар и въехали на парковку, где Филип послал мне взгляд, прояснивший для меня все загадки – от горестных складок на лице брата и лишнего веса его жены до телефона, звонящего всю ночь напролёт, невзирая на все попытки смены его номера – это было войной. Я вылез из машины, чувствуя как колотится моё сердце, и когда морозный воздух, будто лезвием полоснул меня по лицу, я обернулся в ту сторону, где они стояли, сбившись у ворот в плотную аморфную массу – куда ни глянь, всюду народ. И вдруг они запели. Это был некий гимн, фарисейский религиозный Христофанатичный гимн, который пробивался сквозь гул дорожного трафика и густой морозный воздух с мощью артиллерийского орудия. Осмыслить всё это трезво мне было некогда, однако я почувствовал, как где-то внутри меня разгорается пламя праведного гнева. Но тут мне на руку легла ладонь брата, – Пошли, – сказал он. – У нас работы невпроворот, братик.
