Путь вниз - Том Корагессан Бойл

За книгу он взялся без десяти три днем в субботу. На дворе было начало декабря. Он охотнее занялся бы чем-то другим, скажем, посмотрел бы игру «Нотр-Дам» или, на худой конец, прослушал бы ее по радио, но за окном хлестал леденящий дождь, суливший обернуться снегопадом к вечеру, и в доме уже более часа не было электричества. Барб, преследуемая страстью к покупкам, отправилась по магазинам, Бак был в колледже в Платсбурге, а собака, страдавшая от болей в суставах, расположилась в столовой на ковре. Он разжег огонь, проверил, хватит ли горючего в лампах-молниях, затем расставил их по всему дому и отправился вручную мыть оставшиеся после завтрака тарелки, – посудомоечная машина была теперь не более чем набором ненужных деталей, подобно холодильнику и плите. Вслед за этим он заглянул в комнату Бака в поисках того, что можно почитать.

Комната сына была особым миром, чужеродной вселенной, заключенной в стенах более масштабного, более знакомого пространства дома, которое он знал до мельчайших деталей, от проржавевших вентилей в ванной на первом этаже до изъеденного термитами парадного крыльца и капризного выключателя в комнате для гостей. Здесь с сентября никто не жил, отчетливо ощущался запах плесени, веяло холодом и затхлостью. Было холодно, как в морозильной камере, а собственно, могло ли быть иначе? Для чего обогревать комнату, где никто не ночует? Джон пошарил по стене в поисках выключателя и даже в задумчивости щелкнул им пару раз прежде чем осознал, что он не срабатывает по той же причине, по какой не включается машина для мойки посуды. Вот почему он оказался здесь – чтобы взять почитать книгу, ведь без электричества не было телевидения, а без телевидения не было «Нотр-Дам».

Он прошелся по слегка скользившему под ногами ковру и раздвинул шторы. Комнату заполнил тусклый, серый, безрадостный свет. Обернувшись, он оказался лицом к лицу с амбициозными взглядами звезд рока и рэпа, искоса поглядывающими на него со стен, и комбинациями из фрагментов изображений животных, автомобилей и частей тела, которыми Бак украсил потолок. Одна из панелей, слева от бесполезного теперь верхнего освещения, содержала исключительно ступни И пятки (мужские, женские, человекоподобные), а другая – лапы экзотических животных, в том числе и что-то, смахивающее на скрюченные лапки древесного ленивца. Явственно ощущалось отсутствие Бака – невидно было вороха грязного белья – теперь, надо думать, оно копится в Платсбурге. По сути, единственным оставшимся от гардероба сына напоминанием о нем оказалась пара покрытых грязью туристских ботинок, стоящих у стены в углу. Напротив них, в дальнем углу, на россыпи пожелтевших газет виднелась приставленная к кровати сломанная удочка. Здесь же приютилась заброшенная клетка, где когда-то жил хомяк. Сама по себе кровать походила на койку в морге. Такой она и была: Бак покинул ее, вырос и уехал. И к этому как-то трудно привыкнуть.