— Салам алейкум, агай!
— Это сын мой — Бекболат, — пояснила Кани.
— О, какой джигит!.. Алейкум салам, Бекболат! А меня Сулейма́ном зовут. Будем знакомы.
Кани захлопотала у очага: надо угостить кунака хотя бы ногайским чаем, сдобренным перцем и сметаной. Да, к счастью, остался еще кусочек домашнего сыра, который принесла вчера ее сестра Кеуса́р.
Чай пили долго. Гость подробно расспрашивал, как живут аульчане, много ли у них земли, какие наделы у бедняков, кто в ауле старшина и как он относится к народу, не бесчинствуют ли муртазаки.
Бекболат, как и положено у ногайцев молодому человеку, больше молчал. Отвечал лишь тогда, когда кунак обращался непосредственно к нему. Больше рассказывала Кани.
— Житья от них нет бедному человеку, — говорила она о мурзе Батоке и его зяте Кабанбеке. — Лютуют, как звери. Слова против не скажи!
Гость отпил несколько глотков чая из пиалы, задумчиво произнес:
— Да-а… Трудно, очень трудно жить на свете бедному человеку. Все им помыкают: и мурза, и бай, и мулла. Ну да, как говорят у нас, кумыков, придет время, и для бедняка взойдет солнце. Взойдет! — Сулейман решительно хлопнул желтой от кислоты и ржавчины рукою по коленке.
— Дай бог! Но только дождемся ли мы? — Кани горестно вздохнула. — В прошлую пятницу перед вечерней молитвой Кара-мулла говорил: плохие времена наступают. Страшные. Того и гляди, появится тажел[9] со своим несметным войском. Хоть сейчас он еще в седьмом подземелье, но рать его днем и ночью пробивается наверх. И как появится, все погубит, конец света наступит. Кара-мулла говорит, надо больше молиться, просить аллаха, чтобы не выпустил тажела на свет.
В уголках губ Сулеймана затаилась улыбка. Но он молчит, неторопливо потягивая из пиалы чай.
Кани некоторое время мучительно раздумывает, говорить ли дальше или не надо. Наконец решается.
— А еще Кара-мулла плохое говорил о нашем Маметали. Мол, гяур[10] он. Продал свою веру и душу, спознался с какими-то большевиками. Эти нечестивцы не признают ни бога, ни властей, несут мусульманам погибель.
Бекболат, не сводивший глаз с гостя, заметил, как при этих словах матери кунак нахмурился. Поставил на стол пиалу, сказал:
— Неправда это, Кания. Не плохой человек твой брат Маметали. Никому он не продавался. И свой народ не забыл.
— Да, да, — соглашается Кани, — не такой он человек, Маметали, чтоб пойти против своего народа.
— И о большевиках неправду сказал мулла, — продолжал гость. — Не погибель они несут мусульманам, а хотят избавить их от баев и мурз. От таких, как ваш Батока и Кабанбек.
