Но о себе теперь Кани не думает, вся забота ее о сыне, о Болате. Был бы жив отец, все полегче было бы… Пусть великий аллах покарает того мерзавца, который занес руку с камой над отцом ее сына!
Трудно, очень трудно им сейчас без Алима, и все же наперекор злой судьбе сын растет, мужает. Вон уж как вытянулся, кровать скоро мала будет. Отец-то был небольшого роста. А сын раздался и в плечах. Растет настоящий мужчина. С камой не расстается…
И тут Кани снова охватывает тревога: нет, не оставит Болат без отмщения отца, не оставит! А потом и ему мстить будут.
И она просит всемогущего аллаха отвести руку ее сына от страшного, кровавого дела.
Кани проводит ладонями по лицу и страстно шепчет:
— Сделай так, аллах, чтобы единственный, мой свет, мое солнце, мой Болат жил столько, сколько будет лежать земля на могиле его отца!..
Мало-помалу она успокаивается. На дворе уже глубокая ночь. Кани клонит ко сну.
Ах, как хорошо, что есть на свете сон! Что было бы с бедным человеком, если бы он хоть на час, на два не мог забыться? А иногда бывает и совсем хорошо: бедный человек увидит светлый, добрый сон, будто бы у него всего много, всего достаток. Увидев такой сон, и несчастный человек немного отдохнет, поживет той жизнью, какой наяву живут богатые.
Но в эту ночь добрый сон Кани не приснился. Зато наяву пришла добрая весть от Маметали.
На другой день поздно вечером постучали в окно.
— Кто там?.. Коль добрый человек — заходи.
Кани засветила лампу.
Неизвестный ступил на порог.
— Кани, сестра Маметали, здесь живет? — спросил он на ломаном ногайском языке.
— Аллах мой, неужели от брата! — радостно воскликнула Кани. — Заходи, заходи, добрый человек.
Это был кумык-лудильщик, в брезентовой куртке, в сапогах, на голове войлочная шляпа, за плечами мешок.
— Проходи сюда. — Кани показала на передний угол, где стоял небольшой, о трех ножках столик — сыпыра́, на котором угощают в ногайских семьях.
Гость присел на низенькую скамеечку, развязал мешок, достал из него сверток.
— Подарок прислал вам Маметали.
Он раскинул на руках большой платок. Даже при тусклом свете маленькой керосиновой лампы платок сиял яркими цветами, а по краям свисали длинные шелковые кисти.
Кани так вся и замлела в радостной растерянности. Даже когда она была невестой, у нее не было такого платка. Она робко приняла подарок и, приложив руку к сердцу, низко поклонилась доброму пришельцу.
В саклю вошел Бекболат. Увидев незнакомого человека, смутился:
