Гость рассказал, что Маметали работает на шерстомойной фабрике, и они с ним большие друзья.
И еще долго сидели все трое за низеньким столиком. Гость все расспрашивал, не берут ли из аула коней и джигитов для русского царя, который ведет сейчас войну с царем германским. Бывает ли в ауле атаман отдела. Дружат ли ногайцы с казаками…
Спать легли чуть ли не за полночь. Гость заснул скоро, а Бекболат ворочался с боку на бок, думал: кто этот человек? Всем интересуется, обо всем расспрашивает, словно он жить собирается у них в ауле. Нет, не простой он лудильщик!.. Уж не абрек ли? Пришел все узнать, выведать, а потом как налетят всей шайкой!.. Нет, не может быть: разве дядя Маметали будет путаться с разбойниками?
Утром гость поднялся рано. Запаял Кани ведро, вылудил кумган[11], попил на дорогу айрана и стал прощаться. Он взвалил на плечо мешок с инструментами и шагнул за порог. И тотчас на улице раздался его высокий голос:
— Кому кумган лудить, тазы, ведра паять!..
Стал собираться в дорогу и Бекболат: сегодня он погонит табун на дальние пастбища, в глубь предгорий. Пока Бекболат седлал Елептеса, прилаживал вьючную сумку, Кани заштопала черкеску, приготовила башлык, бурку. Хоть бурка совсем ветхая, осталась еще от Алима, но без нее в горах никак нельзя. Она защищает и от палящих лучей солнца, и от ледяных горных ветров.
Вошел Бекболат.
— Все готово, сынок.
Бекболат надел черкеску, опоясался камой. Взял бурку.
— До свиданья, абай!
— Да хранит тебя аллах, мое солнце!
Она поцеловала сына в голову.
Вышли во двор. Елептес нетерпеливо перебирал ногами.
— Едем, едем, дружок! — Бекболат по-молодецки легко вскочил в седло и едва взял повод, как Елептес стремительно вынес его за ворота.
Кани долго смотрела ему вслед, радовалась: настоящий джигит! Алим всю жизнь провел на коне, а сын уже теперь держится в седле лучше его.
Вместе с радостью в душу закрадывалась и тревога: опасно на дальних пастбищах — и волки могут напасть на табун, и абреки. Хорошо, если поблизости будут другие табунщики.
Кани вернулась в саклю, когда Бекболат скрылся за поворотом.
К усадьбе мурзы надо было ехать прямо, а он свернул налево, где жила Салимат. Ему очень хотелось попрощаться с ней. Конечно, в саклю он не пойдет. Может, увидит ее во дворе.
С замиранием сердца подъезжал он к дому Салимат.
Вот и низенький глиняный забор, калитка. Но увы! Во дворе никого нет. Что же делать?
Он поворачивает коня и снова проезжает мимо дома. И вдруг на крыльцо выбегает она, бросается к калитке.
