- Не про Анастасию речь! – строго сказал старший. – Ты объясни товарищам, если ты в Москву царя вез, то какого хрена на Омск двинул, а? К Колчаку?
- С ума все посходили, - Стоянович снова забегал по комнате. «Нервный какой!» - подумал Кузя.
- Какой Колчак, вы в своем уме? Адмирал в это время еще в Америке сидел и ни о чем таком не помышлял! Он в Омск только в октябре приехал.
- Ну да, тебе ли не знать! – съязвил Николай Ильич. – Ты ж к ним как раз в октябре и перебежал.
- У вас у всех память поотшибало, что ли? В октябре была Директория, а Колчак стал Верховным в ноябре только.
- Вот я и говорю: кому ж помнить-то, как не тебе, - не успокаивался пожилой дядечка. – Кому сдавался, для кого воззвания писал. Контра ты, Костя.
Стоянович предпочел на этот раз не реагировать, только зубы стиснул.
- Ладно! – остановил Николая Ильича старший. – С этим разберемся еще. Так зачем ты на Омск повернул? Куда собирался?
-Момент был такой, - сухо ответил Стоянович. – Никак мне нельзя было на Екатеринбург ехать.
- Объясни.
- Так слушайте тогда, а не спрашивайте глупости! – взорвался Стоянович, но быстро взял себя в руки, оправил гимнастерку и начал:
- Яков дал мне задание привезти царя в Москву. Сами понимаете, путь из Москвы в Тобольск и обратно – через Екатеринбург, а у меня с уральскими товарищами вышел небольшой конфликт.
- Что за конфликт? – поинтересовался кто-то из присутствующих.
Стоянович помолчал, переживая старую обиду.
- Я был назначен военкомом Уральской области. А когда приехал, то меня выгнали взашей – мол, есть у нас уже один такой.
- Кто?
- Голощекин[11], кто.
- Филипп?
- Он самый.
- И ты что, обиделся?
- А ты бы не обиделся? Я прислан из центра, я им не хрен собачий, а представитель верховной власти – а они меня - взашей. Конечно, обиделся.
- Вот в этом, Мячин, вся твоя проблема! – назидательно сказал Николай Ильич. – Ты личное ставишь выше общественного. Так нельзя. На кого ты обиделся? На старых испытанных товарищей? На тех, с кем вместе революцию готовил?
- Да брось ты, Николай Ильич, - отмахнулся Стоянович-Мячин. – Обида – дело личное. А вот то, что я после этого делом занялся, пригнал в Питер целый эшелон хлеба – это уже дело общественное. И я с ним справился.
- Вот и молодец, - оборвал старший, которого все звали Филином. – Так ты расскажи, почему тогда с царем на Омск повернул? Сбежать хотел?
- Да что вы заладили: «сбежать!», «сбежать!» - снова занервничал чекист. – Вы же меня все время перебиваете!
