- Всё, всё, - примирительно сказал Филин. – Рассказывай.
Стоянович помолчал.
- Задание было – привезти Николая в Москву. Вроде, готовили суд, чтобы все было как во Франции, с Людовиком. А в Тобольске стояло в это время два отряда – омский и екатеринбургский, и каждый пытался заполучить царя себе. Чтобы, значит, не в центр его везти, а прямо там, на месте и порешить. И тогда вся слава избавления России от Николая Кровавого им бы досталась. Это понятно?
Присутствующие закивали. «Конечно, понятно, - подумал Кузя. – Что уж тут не понять. Узурпатора к ногтю, раздавить прилюдно, чтобы все знали – страна теперь свободна от всяких там самодержцев».
- Вот. А у меня задание – везти в Москву. Со мной – сотня испытанных ребят еще с Боевой группы. Ну, вы помните.
Присутствующие снова закивали, зашумели, заулыбались. Вспомнить лихую юность всем было приятно.
- И мешок денег от Андрея – жалование охране. Мол, новая власть благодарит вас за службу, выплачивает все положенное и можете идти по домам. Поэтому гвардейцы охраны омичей и екатеринбуржцев гоняли почем зря, а со мной этот номер не прошел. Я им все выплатил, до копеечки. Весь мешок. Поэтому они меня поддерживали во всем, а как же! Вот командир уральцев, Заславский, на меня сильно и озлобился. И, честно сказать, было за что.
Стоянович улыбнулся.
- В общем, когда он узнал, что охрана отдает Николая мне, разозлился страшно. Их-то с омичами гвардейцы даже близко не подпускали. Войско Кобылинского - бывалые вояки, фронтовики, при пулеметах и выучке. Дисциплина хоть и расшаталась, но с вольницей красной гвардии не сравнить. Так что пришлые вояки ругаться – ругались, а подойти боялись. И тут приезжаю я, красивый сам собою, при маузере и бомбах – пойди, возьми меня голыми руками! Ну, этот прыщ из Екатеринбурга мне и говорит, мол, мы тебя по дороге поймаем и убьем, и тебя убьем, и царя убьем.
- Ну и хрен бы с ним, - проронил кто-то. – На что тебе тот царь сдался-то?
- Говорю же тебе! У меня задание привезти его в Москву. Живым. Партийное задание! От Председателя ВЦИК, не от хрена моржового. А я приказы партии не обсуждаю, а выполняю. И беспрекословно.
В комнате стало тихо. «Смотри какой! – уважительно подумал Кузя. – За словом в карман не лезет, на всякий вопрос есть ответ, как ни относись к нему, а – уважаю!». Он пока благоразумно помалкивал. Как и Финкельштейн, впрочем. Хотя Финкеля-то как раз и позвали мнение высказать, а вот Кузино мнение никого не интересовало.
