Какими-то судьбами ему удалось въ Махновкѣ прочитать извѣстные романы Мапу, «Агавасъ-Ціонъ» («Любовь Сіонская») и «Ашмасъ-Шомронъ» («Вина Самаріи»). Эти романы имѣли большое вліяніе на еврейскую молодежь. Чудный библейскій языкъ авторъ обратилъ въ средство говорить не уму, а чувствамъ юныхъ читателей. Колоритно и поэтично рисуя картины древней палестинской жизни, авторъ задѣвалъ самыя чувствительныя струны еврейскаго молодого сердца и вводилъ читателей въ міръ ощущеній, незнакомыхъ молодымъ людямъ, отягченнымъ талмудическимъ багажемъ. Помню тотъ восторгъ, въ который и меня приводили страницы «Агавасъ-Ціонъ»: эта книга говорила о любви, и сама дышала любовью къ еврейству. Я понимаю, почему чтеніе этой книги считалось у ортодоксальныхъ аскетовъ «преступнымъ». Я самъ въ свое время читалъ романы Мапу украдкой.
Брандъ сталъ подражателемъ этого автора. Въ звучныхъ маленькихъ сонетахъ и романсахъ онъ изливалъ чувства, навѣянныя «Агавасъ-Ціонъ». Нѣкоторыя изъ его стихотвореній были одобрены редакціей журнала «Гашахаръ» (подъ редакціей Смоленскина) и были напечатаны. Въ Полтаву Брандъ явился съ готовымъ рукописнымъ запасомъ стихотворныхъ и прозаическихъ произведеній, повѣстей, разсказовъ, и даже съ началомъ задуманнаго романа. Научился Брандъ русскому языку еще въ Махновкѣ, прочиталъ Тургенева, особенно увлекался считавшимся тогда сенсаціоннымъ романомъ «Отцы и дѣти». Этого было для него достаточно, чтобы начать довольно недурно писать на русскомъ языкѣ и посылать корреспонденціи въ кіевскія газеты, въ особенности въ газету «Заря», издававшуюся подъ фактической редакціей М. И. Кулишера. Первая напечатанная корреспонденція придала ему бодрость, и дальнѣйшія его произведенія уже всѣ писались на русскомъ языкѣ. Мы проводили съ нимъ вечера въ бесѣдахъ, въ чтеніи и въ спорахъ по поводу прочитаннаго. Это былъ для меня первый товарищъ, съ которымъ я могъ дѣлиться своими интимными мыслями. Мы отлично понимали другъ друга, и, какъ это рѣдко бываетъ, наши бесѣды получали характеръ не спора, а взаимнаго возбужденія мысли и фантазіи. Мы ловили мысли другъ друга на лету, доходили до отвлеченныхъ высотъ въ области политическихъ, самодѣльно-философскихъ и даже экономическихъ вопросовъ. Свойство Бранда изъ прочитанной книги извлекать матеріалъ для самостоятельной работы мысли, прилагать усвоенныя идеи къ другимъ аналогичнымъ темамъ, — служило и мнѣ на пользу. Особенно любили мы читать и бесѣдовать по поводу «Парижскихъ писемъ» Берне; увлекались мы и поэзіей Гете, но особенно близокъ былъ намъ Шиллеръ и, конечно, Гейне (всѣхъ ихъ мы читали въ переводахъ). Въ неописуемый восторгъ привелъ насъ «Натанъ Мудрый» Лессинга.
