Изъ моего тяжелаго душевнаго состоянія я сталъ постепенно выходить на 16-мъ году жизни, когда, будучи уже гимназистомъ 6-го класса, сталъ иногда встрѣчаться съ учениками 7-го и 8-го класса, тоже евреями, и сблизился съ нѣкоторыми изъ нихъ.
Къ этому времени въ полтавской гимназіи было уже сравнительно большое число учащихся евреевъ, особенно въ старшихъ классахъ. Большинство изъ нихъ были иногородніе. Они переводились къ намъ изъ другихъ гимназій. Наша гимназія привлекала къ себѣ своей репутаціей непридирчивой и свободной отъ проявленія юдофобства. Директоръ гимназіи Шафрановъ, какъ самобытникъ и славянофилъ, былъ, конечно, въ душѣ антисемитъ; но онъ былъ настолько добросовѣстенъ въ исполненіи своихъ обязанностей, что я не могу припомнить ни одного дѣйствія съ его стороны по отношенію къ евреямъ, которое объяснялось бы его враждебностью къ намъ. Приливу иногороднихъ учениковъ въ старшіе классы содѣйствовало еще одно обстоятельство, о которомъ, какъ весьма характерномъ, я упомяну впослѣдствіи.
Я, однако, и теперь не могъ удѣлять много времени умственному общенію съ новыми друзьями, среди которыхъ были очень симпатичные мнѣ молодые люди. Нѣкоторые изъ нихъ интересовались политическими вопросами и состояли, повидимому, въ сношеніяхъ съ руководителями разныхъ кружковъ, перебрасывавшихся изъ столичныхъ центровъ въ провинціальные университеты, а оттуда въ гимназіи. Жандармскія власти и въ Полтавѣ усердно работали. Время отъ времени доходили слухи о производимыхъ арестахъ. Среди гимназистовъ я такихъ случаевъ не припоминаю. Самъ я не участвовалъ въ подобныхъ кружкахъ и не бывалъ ни на какихъ собраніяхъ молодежи. Только въ праздничные дни, свободные отъ занятій, и въ каникулярное время я могъ отводить душу въ бесѣдѣ съ новыми друзьями.
Оживлялась гимназія, и воспитанники обогащались новыми впечатлѣніями въ экзаменаціонное время весною, вслѣдствіе, пріѣзда многихъ экстерновъ, т. е. лицъ, которыя подвергались экзамену на аттестатъ зрѣлости въ нашей гимназіи, не состоя ея воспитанниками. Большинство экстерновъ были евреи. Нѣкоторые изъ нихъ были въ большой нуждѣ и обращались ко мнѣ за помощью, которую удавалось оказывать благодаря моимъ связямъ среди мѣстнаго еврейства. Эти экстерны, въ отличіе отъ послѣдующихъ поколѣній экстерновъ, были люди, выброшенные изъ разныхъ учебныхъ заведеній или добровольно ихъ бросившіе для того, чтобы потомъ, подготовившись на свободѣ, именно въ Полтавской гимназіи держать экзаменъ на аттестатъ зрѣлости. Среди нихъ не попадалось самоучекъ, прошедшихъ еврейскую школу — хедеръ и ешиботъ. Перебирая въ памяти многочисленный рядъ этихъ искателей аттестатовъ, я не могу остановиться ни на одномъ изъ нихъ, какъ на болѣе или менѣе замѣтной личности.
