– Передавай привет. Скажи, все ждут с нетерпением его следующей книги. Смотри не умотай его!
В конце концов я уволилась, и хотя другие ассистентки устроили мне прощальный прием и говорили, что будут скучать, я ушла с облегчением. Отныне я держалась поближе к дому, поближе к нему; отныне мы могли делиться радостью, безграничным восторгом и любовью друг к другу. Кэрол никогда не была частью того, что Джо считал важным; она даже не читала его рассказы, жаловался он, говорила, что художественная литература – «не ее».
– А я даже не припомню, было ли что-то «ее», – сказал он. – Разве что боулинг. Но ты – ты, слава богу, не такая.
Я стала женой. Эта роль сперва мне понравилась; я почувствовала силу, которая к ней прилагается, силу, которую многие почему-то не замечают, но она есть. Вот вам мой совет – хотите наладить контакт с важным человеком? Лучше всего втереться в доверие к его жене. Вечером в постели перед сном жена может как бы невзначай упомянуть ваше имя. И скоро вас пригласят в дом важного человека. Возможно, тот не обратит на вас внимания и будет стоять в углу в окружении поклонников и травить байки уверенным тоном, но вы по крайней мере окажетесь с ним в одной комнате, заступите за невидимый бархатный шнур.
Джо часто хвастался, что в нашем браке я – центральная нервная система.
– Без Джоан, – пафосно заявлял он, когда мы собирались и пили с друзьями, – я так и остался бы никем. Маленькой сморщенной креветкой в креветочном коктейле.
– Ох, брось, – говорила я. – Не слушайте его, он ненормальный.
– Нет, нет, она держит меня в форме, – продолжал он, – и оберегает от всего мира. Она – моя дисциплина, мой кнут, моя лучшая половина. Мужья совсем не ценят жен, а надо бы.
Подразумевалось, что он-то меня ценит. И тогда, наверно, так и было. Я не знала ни одного писателя, который хотел бы, чтобы жена все время находилась рядом. Другие писатели, с которыми Джо постепенно сошелся, – круг уверенных в себе мужчин, которые жаждали его общества и заманивали его к себе, как и всех незнакомых литературных самцов, – вечно отмахивались от своих женщин.
У Льва Бреснера, который тогда еще был испуганным молодым эмигрантом, неуверенно изъяснявшимся по-английски, что, впрочем, не помешало его автобиографическим рассказам о жизни в лагерях смерти регулярно появляться на страницах журналов, была молодая жена, приехавшая с ним из Европы, – Тоша, миниатюрная женщина с черными волосами, стянутыми в пучок. Те мужчины, что любят тощих женщин, нашли бы ее сексуальной: ее хотелось сначала накормить горячим обедом и лишь потом уложить в кровать.
