— Да, да, учитель Петерс руководит хором детей коммунистов. Хорош учитель, нечего сказать, великолепно будут воспитаны наши дети. По Линде видно, бедное дитя… — Она осеклась и прикрыла рот рукой. — А ведь ты каждый день ходишь вместе с Брозовским на работу и ничего не замечаешь.
Ольга наскоро причесалась и собралась уходить.
— Я только на минутку… Обед варится в печке, картошка, наверное, скоро будет готова. Добавь еще чечевицу и поджарь сало. Мяса сегодня нет, на каждый день не напасешься. Уксус в кухонном шкафу, слышишь, Эдуард?
— Могла бы и сама пожрать приготовить. — Бинерт сердито выколотил трубку в топку.
Ольга изумленно обернулась.
— Что ты сказал? Ишь ты! Пальцем пошевелить не хочешь, даже когда мне некогда. День-деньской надрываешься, стараешься создать уют, чистишь, гладишь. А попросишь его о чем-нибудь, так сразу начинает скандалить. Соседи нас хоть подожги — тебе все равно. Без меня бы все давно прахом пошло. Но мне пора к Бартелям.
К Бартелям она бегала во всех случаях жизни. Бинерт к этому уже привык. Когда три года назад она лежала в больнице с какой-то женской болезнью и штейгер живо интересовался состоянием ее здоровья, он спокойно отвечал на его вопросы. Если бы не сплетни, распускаемые тощей женой Бартеля, он ни за что не смекнул бы, что к чему. И только когда напарник прямо спросил его, почем нынче кукушкины яйца, Бинерт смутился. У Бартелей был потом большой скандал.
Довольно с него этой беготни.
— Никуда ты не пойдешь. Готовь обед, — сказал он и еще раз выбил трубку о стенку топки.
Его жена так и застыла на месте, не успев сунуть руку в рукав клетчатого плаща.
— Неужели ты сам не сумеешь? Я же тебе объяснила, что горшок с салом…
— Никуда не пойдешь!
Что-то в его голосе заставило ее насторожиться. Так он разговаривал с ней в тот памятный праздник Союза фронтовиков, когда она во время танцев два раза подряд выбрала кавалером штейгера.
— Не пойду? Тебе, конечно, все равно, что творится на свете. Держишь меня на привязи. А хлев вычищен? Козе свежая солома дана? Петля на дверце кроличьей клетки прибита, как я велела? Только и знаешь сидеть за печкой. А кто ее истопил? Я, я, все я!
— Курт сказал, что, если мне будет некогда, он…
— Да заткнись ты наконец со своим Куртом, дурища чертова! — вдруг заорал Бинерт в приступе ярости. И, обернувшись к Ольге, добавил: — Прекрати эту беготню! У Бартеля своя жена есть!
Дети обмерли. Они привыкли к тому, что отец молча сносил все упреки матери; теперь они не на шутку перепугались. Ольга тоже онемела было от неожиданности, но быстро нашлась и завопила:
