Сэр Дамиен с течением времени становился всё более беспардонным и Ингеборга частенько ловила на себе его взгляды, от которых ей становилось противно. Разумеется она не боялась его, вероятность того, что он перейдёт известные границы, была конечно исчезающе мала, но быть мишенью вожделения этого безмозглого чурбана, получившего дворянство за неизвестно какие заслуги и движимого лишь животными инстинктами, само по себе было оскорблением для принцессы, из древнего рода великих датских конунгов.
Королева не без оснований полагала, что он вполне вероятно вёл бы себя ещё более гнусно, если бы не опасался сэра Проспера де Монжена, ежемесячно наезжавшего с проверкой из Парижа. Сэр Проспер был строг, суров, сух и очень педантичен, а отчитывался он перед Раулем де Нель, графом Суассона, который в свою очередь находился в подчинении Дрё де Мелло. По счастливому стечению обстоятельств, обязанности присматривать за содержанием опальной королевы, были возложены Филиппом на людей, находящихся в косвенном подчинении коннетабля Франции, а Ингеборга знала, что старик испытывает к ней жалость и ни в коем случае не позволит её обидеть больше, чем считает необходимым король.
С другой стороны она понимала, что если вдруг её царственный супруг, решит унизить её ещё больше, никто конечно не станет вмешиваться и эти её охранники-тюремщики, с большим удовольствием выполнят любой приказ короля.
Уже много лет жила она так, в постоянном страхе и унижении, от условий содержания, от общества этих неприятных людей, от злости на своего номинального мужа, от обиды на братьев, которые так ничем и не помогли ей в её незавидном положении.
Надо сказать, что условия её содержания не были особенно жёсткими. Во всяком случае ей не запрещалось гулять за территорией замка. Возможно Филипп надеялся, что она попытается бежать и это облегчит его препирательства с папой по поводу развода, а может ему уже и совсем было наплевать на неё. Но Ингеборга никаких попыток к побегу не предпринимала, она продолжала регулярно писать письма в Рим с жалобами на свою судьбу и стойко переносила все ущемления, которыми раздражённый король отыгрывался на ней, за доставляемые Святым Престолом неудобства. Она понемногу выучила французский язык и более-менее могла изъясняться, хотя писала и читала по-прежнему с немалым трудом, она обрела нескольких друзей, с которыми могла общаться и продолжала жить не уставая надеяться, что когда-нибудь всем её мучителям воздастся по заслугам. Много друзей у неё быть конечно не могло и не один только языковой барьер, был тому причиной: королева в совершенстве знала датский, норвежский и немецкий, великолепно владела латынью и немного греческим и по всем канонам, могла считаться одной из самых образованных женщин своего времени, но положение опальной и нелюбимой супруги могущественного властелина, отталкивала от неё всех возможных друзей.
