Наконец Филипп отвернулся от окна и не спеша подойдя к стулу де Мелло, положил руку ему на плечо.
— Давай поужинаем Дрё. — негромко сказал он. — Сегодня никого больше не будет. Я устал что-то.
Он позвонил в большой серебряный колокольчик и тяжело опустился в своё кресло.
Коннетабль посмотрел на короля удивлённо. Было странно и непривычно слышать от этого неутомимого и деятельного человека, такие слова. Всегда активный и энергичный, он требовал и от всех служащих ему людей, той же энергии. Он не выносил лени и праздности, и всегда с обстоятельной решимостью проводил в жизнь все свои замыслы. Лишь в одном единственном вопросе, только в одной ситуации, на памяти старого коннетабля, эта энергичная решимость дала сбой. Лишь когда дело касалось его второй жены — Ингеборги Датской, Мелло видел короля растерянным и наверно даже напуганным.
Случилось это уже давно, когда спустя некоторое время после смерти первой супруги — Изабеллы де Эно, король решил жениться вновь. Он был ещё молод и не хотел провести оставшиеся годы вдовцом. Кроме того, этого требовала и забота о престолонаследии. Несмотря на то что от первой супруги, Филипп имел здорового сына, существование одного-единственного наследника считалось ненадёжным.
Невесту королю подбирали не спеша и со всем тщанием, но когда портрет датской принцессы был представлен монарху, все приближённые принялись убеждать его скорее отправлять послов в Виборг, где в тот момент находился датский королевский двор, чтобы сосватать ту, что запечатлена на полотне кистью художника. В общем-то союз с Данией, не был так уж необходим королю Франции. Политическая обстановка в тот момент диктовала совсем другие альянсы, но невероятная красота дочери Вальдемара Великого, спутала политические планы даже такого прагматика, каким являлся Филипп. Начались переговоры и вскоре невеста, в сопровождении соответствующего её статусу эскорта, прибыла в Париж.
Вот тогда всё и началось. Король настолько поражённый её величественной красотой, что при первой встрече заворожённо смотревший на неё, вдруг заявил близким друзьям и советникам, что не может находиться в её обществе. Когда его пытались увещевать, что теперь уж ничего нельзя поделать, что отказ от невесты будет пощёчиной для её венценосного брата — Кнуда VI, а наживать новых врагов, в и без того непростой для французского государства ситуации, будет едва ли разумно, Филипп, всегда уравновешенный и уверенный в себе, вдруг сорвался на визгливый крик. Он кричал, что невеста его околдовала, обвинял придворных, что они нарочно подсунули ему скандинавскую ведьму, чтобы сжить со свету, требовал немедленно вернуть её в Данию или уж во всяком случае выгнать из дворца. Всё что король говорил тогда, Мелло не хотел даже вспоминать. Его рассказ и его доводы больше походили на бред горячечного больного и Дрё, как и все остальные близкие к Филиппу люди, со страхом внимали, не узнавая в этом истеричном, буйном неврастенике, всегда сильного и твёрдого суверена.
